Фактически эти данные не соответствовали действительности. Командованием армии Усенко от должности отстранен, понижен в звании. Материал передан военному прокурору для привлечения его к уголовной ответственности»{678}.
Приведу еще один документ — донесение управления контрразведки фронта на имя генерала B. C. Абакумова{679}, касающееся событий 8 июля в полосе 31‑го тк:
«12 июля 1943 г. в отдел контрразведки «Смерш» 1‑й ТА были доставлены совершенно секретные документы штаба [721] 31 тк, найденные в районе боевых действий дер. Зоринские дворы. Среди документов были:
1. Приказ Ставки Главнокомандования № 0296.
2. Приказы войскам В (оронежского) фронта.
3. Приказы войскам 1‑й танковой армии.
4. Пропуска на 5 дней.
5. Позывные и радиоволна 1843‑го иптап и 29‑го оиптап РГК.
6. Секретные пакеты в адрес командования 31‑го тк.
Производственным расследованием установлено, что виновным в утере совершенно секретных документов оказался зав. делопроизводством секретной части штаба 31‑го тк, лейтенант интендантской службы Мельников, уроженец Свердловской обл., русский, из крестьян–бедняков, образование среднее, кандидат в члены ВКП(б), в Красной Армии с июня 1941 г.
8 июля 1943 г., во время ожесточенных боев с противником, начальник штаба 31‑го тк подполковник Гандыбин приказал Мельникову выехать со всеми секретными документами во 2‑й эшелон 31‑го тк. Мельников выехал на грузовой автомашине. В дер. Зоринские Дворы попал под бомбежку вражеской авиации, бросил планшет с секретными документами, сам уехал в тылы корпуса. Об утере секретных документов Мельников никому не сообщил и мер к розыску не принимал.
14 июля 1943 г. Мельников был арестован. При личном обыске у него обнаружено и изъято 10 неотправленных пакетов, находившихся у него с 8 июля 1943 г., среди весьма срочных в адрес начальника штаба 1‑й ТА. Дело следствием закончено и направлено военному прокурору»{680}.
Ни одну армию не миновало такое позорное явление, как трусость и неустойчивость войск. Паника одно из самых страшных явлений для войск. Бегство с поля боя, призывы к оставлению позиций считались и считаются наиболее тяжким воинским преступлением. Оно ведет к падению дисциплины, боевого духа и в конечном итоге к разрушению обороны. Поэтому всегда с трусами и паникерами обходились очень жестко, а учитывая, что роль командира в вооруженных силах всегда высока, к ним и предъявлялись особые требования. В Красной Армии, помимо командного состава частей и соединений, укреплением дисциплины, выявлением людей, склонных к паническим настроениям и дезертирству, занимались отделы контрразведки Смерш и политотделы. Хотя мера эта была вынужденная, в практической работе в войсках встречалось немало злоупотреблений, да и просто преступлений. Порой [722] привлекали к ответственности и даже расстреливали невинных людей, тем не менее без этого кропотливого и каждодневного труда обойтись было трудно. Используя все доступные методы и формы работы, офицеры этих органов добивались достаточно высоких результатов. Примером того, как действовала эта система, помогая выявить неустойчивых командиров, проявивших малодушие, даже через определенный промежуток времени, служит следующий документ — внеочередное донесение начальника политотдела 3‑й мехбригады 3‑го мк майора Куртелева на 21.00 14 июля 1943 г.:
«Как стало известно, командир 1‑й стрелковой роты 452‑го мсбн ст. лейтенант У. Н. Д., 1915 года рождения, русский, служащий, член ВЛКСМ, в РККА с 1941 г., образование 5 кл., военное — курсы лейтенантов, участник Отечественной войны с 12.12.1942 г., уроженец Горьковской области Ивановского района с. С… холост, дома проживает сестра … будучи в бою 7.7.43 г., когда его рота попала в окружение немецких танков и пехоты, предлагал сдаться в плен, послал для этого к немцам красноармейца Коробкова, но последний отказался, заявив: «Красный воин в плен не сдается!» У., отделом контрразведки, арестован»{681}.
После того как боевая группа «Лейбштандарт» в 18.00 овладела Рыльским, а «Дас Райх» прорвалась к выс. 224.5, ситуация в полосе 31‑го тк стала критической. Прорыв обороны корпуса на всю глубину и захват противником сел Кочетовки и Сухо — Солотино стал делом ближайших двух–трех часов. Но в этот момент, хотя и со значительным опозданием, сработал запущенный Н. Ф. Ватутиным механизм контрудара. Примерно около 17.00 командир 2‑го тк СС отдает приказ «Лейбштандарт» и «Дас Райх» приостановить атаку в северном направлении. Виш и Крюгер должны были немедленно отвести свои боевые группы с высот южнее, юго–восточнее Кочетовки и Сухо — Солотина, и повернуть их против наступающих русских танковых корпусов на оборонительный фронт «Дас Райх» и 167‑й пд. Это решение штаб корпуса без промедления передал в войска.
Сразу отвести ударные части дивизиям СС не удалось, они были скованы боем. Оперативно отошел на исходные позиции лишь разведбатальон «Дас Райх» от Псела, за ним боевая группа «Лейбштандарт». Но и после того как части Виша были оттянуты к Лучкам, 2‑й грп этой дивизии продолжил атаку, сместив центр удара с северо–запада на юго–запад. В 22.00 генерал Кнобельсдорф, докладывая Готу положение войск 48‑го тк, отметил:
«Правый сосед (танковый корпус СС) захватил [723] Рыльский и продолжает наносить дальше удары в направлении х. Береговой, чтобы здесь соединиться с наступающим с юга 339‑м пп (167‑й пд). Корпус (48 тк. — Б. З.) находится с 339‑м пп южнее Красная Поляна, основные силы 11‑й тд примыкают к северным отрогам балки Становая»{682}.
Однако все эти попытки врага ни к чему не привели. Войска двух корпусов 4‑й ТА так и не соединились в этот день. Кроме того, эсэсовцы были вынуждены отойти перед сумерками к Рыльскому.
Контрудар 8 июля — удачное решение или распыление сил и полный провал?
Как принято считать, с подачи ряда советских историков, контрудар 8 июля потерпел полную неудачу, так как противник первым перешел в наступление и упредил тем самым войска Воронежского фронта. Для образца приведу одну любопытную цитату из книги Г. А. Колтунова и Б. Г. Соловьева «Курская битва», которая долгое время считалась одной из самых подробных работ о событиях лета 1943 г.:
«Чтобы ослабить удар главной группировки противника на обояньском направлении, командующий фронтом решил с утра 8 июля нанести по ее флангам контрудар танковыми соединениями — частью сил левого фланга 40‑й А.
…В связи с тем, что противник бросил главные силы на обояньское направление, ему удалось упредить нанесение контрудара. В результате 10‑й тк генерала В. Г. Буркова и части 183‑й сд генерала A. C. Костицина, вместо контрудара, отбивали попытки гитлеровских войск прорваться к р. Псел. 5‑й гв. и 2‑й гв. танковые корпуса перешли в наступление разновременно: встреченные сильными контратаками неприятельских танков, поддержанных с воздуха авиацией, они вскоре отошли в исходное положение»{683}.
В приведенной цитате все перевернуто с ног на голову. Если контрудар запланирован наносить по флангам, с прохоровского направления, для оттягивания сил с обояньского направления, то как может противник его упредить, если основные силы он бросил не на фланги, против изготовившихся к атаке советских войск, а на то же обояньское направление? Вместе с тем совершенно не упоминаются действия 2‑го тк, у которого были серьезные проблемы с организацией боя, но тем не менее именно он 8 июля сыграл ключевую роль в осуществлении [724] замысла Н. Ф. Ватутина. Автору довелось встречаться с одним из авторов процитированной выше книги. Георгий Автономович Колтунов откровенно признал, что подобные абзацы были призваны «замаскировать» неудачные действия ряда наших соединений в тот день. От себя добавлю: скрывались не неудачи танковых корпусов, а скорей неблаговидные действия отдельных генералов, в частности командира 10‑го тк, который откровенно проигнорировал приказ командующего фронтом и вообще не ввел в бой свое соединение.