Помимо этого возникал целый ряд проблем субъективного характера. Ряд старших офицеров, назначенных на высокие должности, демонстрировали желание работать на результат. Так, предметом постоянного внимания И. М. Чистякова, а затем и лично Н. Ф. Ватутина стала ситуация в обоих корпусах 6‑й гвардейской. Военный совет фронта уже 7 июля был вынужден отстранить сначала временно, а впоследствии и окончательно от должности командира 23‑го гв. ск генерал–майора П. П. Вахромеева с формулировкой «как не справившегося с работой». Недисциплинированность генерала и пьянство стали одной из главных причин такого решения.
Не смог наладить эффективную и слаженную работу управления 22‑го гв. ск, установить рабочие отношения с подчиненными дивизиями, да и не проявлял особых усилий и настойчивости для этого начальник штаба корпуса полковник И. П. Нагаткин. Все службы и отделы работали вразнобой. От корпуса было невозможно добиться ясной и правдивой информации о состоянии на рубеже обороны и положении дел в войсках. Сначала в его адрес звучали лишь устные нарекания, но положение не менялось. Из приказа № 0125 пол/с командующего 6‑й гв. А от 25 августа 1943 г.:
«Начальник штаба 22‑го гв. ск… на протяжении всего времени пребывания в этой должности к исполнению своих обязанностей относился недобросовестно, мало уделял внимания [799] вопросам сколачивания отделов штаба корпуса, подготовки штабов дивизий, не вникал в их жизнь, боевую деятельность, не осуществлял контроля за их работой.
Над собой не работает, знаний своих не совершенствует, опыт Отечественной войны не изучает, систематически злоупотребляет спиртными напитками, после чего жалуется на болезнь желудка.
В период проведения корпусом активных боевых операций гвардии полковник Нагаткин проявил полную бездеятельность в руководстве штабом своим, оторвался от штабов дивизий, потерял всяческую ориентировку и не знал действительного положения войск на поле боя, вследствие чего штаб не являлся органом управления командира корпуса в период боев»{753}.
Сразу же после завершения Курской битвы полковник был снят с должности и направлен в распоряжения Военного совета фронта.
На эти проблемы накладывались серьезные объективные трудности с управлением войсками 6‑й гв. А в целом. Основная причина — сложная конфигурация фронта, которая возникла после выхода противника на прохоровское направление и в ходе дальнейших боевых действий в полосе объединения. К этому моменту сплошного рубежа обороны не было. Весь ее участок оказался разорван на несколько частей, поэтому единого центра управления создать было невозможно. Частью дивизий, которые вместе с войсками 1‑й ТА прикрывали обояньское направление, командовал сам И. М. Чистяков, его основной КП находился в районе Кочетовки. Группой дивизий, оборонявшейся вдоль Липового Донца, руководил его заместитель генерал–майор П. Ф. Лагутин, с ВПУ в селе Сажное. Группы были разделены участками обороны войск двух других армий — 1‑й ТА и 69‑й А. Таким образом, обе группировки войск армии И. М. Чистякова действовали обособленно друг от друга, и координировать их боевую работу в таких условиях командарму было непросто. Еще труднее было поддерживать с ними устойчивую связь и обеспечивать всем необходимым. В некоторых случаях, как это было с 51‑й гв. сд, части самих стрелковых дивизий были разбросаны по всему фронту на расстоянии до 30 км.
В этих условиях были крайне важны слаженность и синхронность в действиях руководства 6‑й гвардейской и 1‑й танковой. Но, к сожалению, наладить должное взаимодействие их штабам не удалось. Сражаясь на одном боевом участке, имея порой войска в одних и тех же окопах, командование [800] обеих армий не смогло выстроить эффективной системы взаимоотношений ни между своими дивизиями и корпусами, ни между армейскими управлениями. Оба объединения воевали по принципу — каждый за себя. Вот что докладывал офицер Генштаба при штабе 6‑й гв. А об уровне взаимодействия:
«В боевых порядках армии действовала 1‑я ТА, но штабы армий не стремились к получению постоянной, взаимной информации, в результате взаимодействия пехоты и танков было недостаточно. Все карты оперативного отдела штаба армии не имели боевых порядков 1‑й танковой армии, поэтому затруднялось обеспечение стыков между соседними соединениями и даже приводило к напрасным жертвам»{754}.
Подобная проблема, но несколько меньших масштабов, была и в 1‑й ТА. На ее правом фланге и в центре части и соединения двух корпусов, а порой и подразделения разных бригад были густо перемешаны друг с другом и с двумя дивизиями 22‑го гв. ск, а также прибывавшими на усиление полками и бригадами 38‑й и 40‑й А. Выдвинутые в полосу 3‑го мк танковые бригады 6‑го тк имели двойное подчинение. Чтобы произвести необходимую перегруппировку сил или отвести на подготовленный рубеж подразделения, комбриги были вынуждены в ходе боя, когда каждая минута на счету, связываться со штабами обоих корпусов и испрашивать разрешение обоих комкоров. В условиях нехватки радиостанций и плохой работы средств связи большинство задуманных решений из–за этого заранее обрекалось на провал. По такой же схеме приходилось работать при передаче своих приказов и распоряжений командирам корпусов.
Танковые армии однородного состава были для советских вооруженных сил формированием новым, поэтому очень много важных моментов, к примеру при проработке штатов, было упущено и не продумано. В результате, когда танковая армия М. Е. Катукова с 7 июля взяла на себя функции общевойсковой, она не имела для этого необходимых средств обеспечения, в первую очередь — средств связи и необходимого штата личного состава в штабах на всех уровнях. Достаточно сказать, что, к примеру, штат командующего артиллерией танковой армии был сокращен относительно общевойсковой более чем на 50 %, а в процессе оборонительной операции 1‑я ТА получила в два раза больше артчастей и соединений, чем 6‑я гв. А имела перед началом операции «Цитадель». Принять эти силы, как требовали директивные документы, выстроить систему управления ими и эффективно использовать полковник Фролов и его штаб были не в состоянии. Хотя он и его [801] подчиненные делали для этого все возможное.
«На протяжении нескольких дней боев, — отмечал командующий, — в штабе артиллерии оставался лишь один оперативный работник, остальные командиры непрерывно были в частях»{755}.
Тем не менее о прибытии значительной части артполков усиления командование артиллерии армии узнавало, когда в частях заканчивались боеприпасы и их представители приезжали на армейские склады за снарядами. Понятно, что в таких условиях нельзя было создать централизованное управление артиллерией армии и артсредствами управляли в основном старшие начальники на боевых участках, где развертывались полки.
Но значительно большей проблемой стало отсутствие единой, гибкой и многоканальной системы связи в звене армия — корпус — бригада. Дело в том, что после выхода утром 6 июля 1‑й ТА на второй армейский рубеж обороны с обоими корпусами немедленно были установлены все виды связи, в том числе и проводная общеармейская, и штаба артиллерии. Однако уже 7 июля в результате вклинения немцев на участке 3‑го мк проводная связь была снята из–за угрозы полного уничтожения кабельных линий. А с подошедшим на прохоровское направление 31‑м тк в полном объеме не устанавливалась, как указано в отчете генерала М. А. Шалина, из–за «неумения начальника связи корпуса организовать ее в реальных условиях сложившейся боевой обстановки»{756}, а также плохой подготовки батальона связи и высокой динамики боев в его полосе. Таким образом, устойчивая многоканальная связь была лишь с 6‑м тк, связываться же с корпусами С. М. Кривошеина и Д. Х. Черниенко, а их управлениям с бригадами, с каждым днем становилось все сложнее. Из–за господства люфтваффе над районом обороны авиаполк связи мог использоваться лишь ограниченно. Автотранспорта катастрофически не хватало, но офицеры связи были наиболее надежным средством управления войсками в критические моменты и при доставке важных приказов и распоряжений до исполнителей. Основным каналом передачи и получения оперативной информации стало радио, но в процессе боя часть радиостанций в бригадах и корпусах вышла из строя. В частности, в районе Яковлево 7 июля был подбит радийный танк командира 3‑го мк, разбиты радиостанции штаба 1‑й и 3‑й мбр. Генерал С. М. Кривошеин, выступая перед командным составом 1‑й ТА, отмечал: