— Леди, какого хрена вы здесь забыли?! — рявкнул Майур, бывший в госпитале князем и богом. Подсунул мне под нос нюхательные соли, оттолкнул к приоткрытому окну. — Только с вами мне возиться не хватало!
Я жадно присосалась к форточке, вдыхая чистый морозный воздух.
— Меня граф прислал. Помогать, — в два приема проговорила я.
— Помогать? Чем, простите?
Я пожала плечами. Понятия не имею. Пусть он меня сейчас выгонит, и я с чистой совестью скажу Йарре, что в госпитале мои лекарские потуги никому не нужны.
— Раны чистить умеете? Бинтовать?.. Нет?
— Нет.
— Ну так идите отсюда, здесь люди, а не куклы, и, пока я с вами разговариваю, они умирают!
— Успокойтесь, господин Майур, — услышала я голос Тима.
Хорошо, что он пришел. Пусть выведет меня из этого кошмара, пока я в обморок не свалилась. Может, через окно сбежать? Плевать, что на мне домашние туфли, а на дворе совсем неапрельские сугробы. Там, прямо позади меня, лежит совсем мальчишка с располосованной грудиной, и под сломанными ребрами виднеется розовая тряпочка легкого. Не хочу на это смотреть.
— Успокойтесь, Майур. Его Сиятельство не прислал бы мою сестру без серьезной причины. Да, она не умеет шить раны и вправлять кости, но это же не все травмы?
— Еще ожоги, — скрестил руки на груди главный лекарь. — Как леди относится к хорошо прожаренным стейкам?
— К ожогам нормально, — прошептала я.
Все детство с волдырями на руках проходила.
— Еще что? — допытывался Тим.
Майур недовольно скривился.
— Еще яды. Но граф с меня голову снимет, если с его… кхм… леди что-то произойдет.
— Что за яды? Магические?
— Слава Светлым, нет. Лизарийцы используют какую-то растительную дрянь, начиняют шипами духовые трубки. Колючки острые, они глубоко проникают в тело и начинают разлагаться, размягчая ткани и отравляя кровь. Да сами полюбуйтесь!
Майур подвел нас к лежащему на столе мужчине. Тело бледное, раздутое, как у утопленника, а на плече, на животе, на боку — темно-синие круги размером с монету.
— Нож, — не глядя, скомандовал он, и одна из островитянок спешно протянула ему продезинфицированную сталь.
Лекарь полоснул мужчину по плечу, и я шарахнулась прочь при виде гноя.
— Боги, — уткнулась я в плечо Тима. Брат, сглотнув, прижал к носу надушенный платок.
Майур бросил на нас презрительный взгляд.
— Распорки!
Служанка быстро вставила в рану расширитель, а лекарь подозвал меня.
— Полюбуйтесь, леди. Видите шип? Он уже почти растворился.
Да, я видела — тонкая ярко-зеленая игла, прошившая дельтовидную мышцу.
— Ложку!.. И эту дрянь нужно удалить, рану промыть, наложить целебную мазь и перевязать… — комментировал Майур свои действия. — Вот сука! Арон! — Окликнул он лекаря, больше похожего на коновала. — Шип сломался и ушел вглубь, ложкой не достать! Нужно вырезать мышцу!
— Не руку? — спросил Арон. — Кость задело.
— Убейте, — хрипло прошептал раненый. — Лучше убейте…
— Налюбовались? — зло спросил Майур. — А теперь проваливайте, барон! И сестру уведите!
— Поняла? — тихо спросил меня Тим.
— Поняла, — прошептала я, борясь с дурнотой. Протиснулась мимо лекаря и сунула пальцы в рану.
— Вы рехнулись, леди?!
Тим крепко схватил Майура за плечо. При необходимости руки брата могли быть стальными.
— Видите ли, господин Майур, — тихо заговорил он, — у моей сестры иммунитет к большинству ядов. Но это, как вы понимаете, тайна. Поэтому сейчас вы громко восхититесь ее волшебными ручками и чудесной мазью, предохраняющей кожу от отравы. А потом, так же громко, посетуете, что мази мало и вам самим придется довольствоваться хирургическими ложками. Одно-единственное слово об иммунитете Лауры — и я вас на струне повешу. Все ясно? — улыбнулся Тимар, поправляя Майуру лямку мясницкого фартука.
— Я снимаю с себя всякую ответственность за жизнь леди, — пропыхтел тот, безуспешно пытаясь вырваться.
— Не стоит, — посоветовал Тимар. — Лучше следите, чтобы она никуда не влезла.
— Достала, — показала я тонкий, как игла для вышивки бисером, обломок. — Тим, одолжи, пожалуйста, платок.
Сообразив, что я имею в виду, Тимар снял с шеи тонкий шелковый шарф, свернул его треугольником и повязал, закрывая мне нос и рот. Цитрусовый нероли его одеколона частично забил сладковатый запах дурно пахнущих ран.
— Удачи, господин Майур, — похлопал лекаря по плечу Тим. — Справишься? — поцеловал он меня в висок.
Я поморщилась — можно подумать, у меня выбор есть. Йарре можно дерзить, можно втихую игнорировать его приказы, но открытого неповиновения он не потерпит.
— Эти шипы в ранах… Они часто ломаются? — спросила я.
— Восемь из десяти. Наденьте фартук, леди, — велел Майур.
— И вы каждый раз вырезаете мышцу?!
— Или отнимаем конечность, или даем смертельную дозу опиума. Если не вынуть иглу в течение пары суток — человек не жилец, — хмуро сказал Майур. — Давите на рану сильнее, не бойтесь.
Брызнул гной, и я с криком отпрянула в сторону. Ко мне повернулись головы лекарей.
— Может, вскрывать будет кто-то другой, а я только доставать? — жалобно спросила я, с ужасом глядя на слизь, забрызгавшую передник у меня на груди.
— Хорошо, дайте нож. И наденьте хотя бы перчатки, какая-никакая, но защита. С вами действительно ничего не случится? Не хочется быть колесованным, знаете ли. Или повешенным.
— Точно, — кивнула я и, закусив губу, сунула руку в рану. Проклятая колючка будто убегала от меня. Я упустила ее раз, другой, а на третий она впилась в мизинец. — Брыг!
Я осторожно, двумя пальцами, выдернула шип из-под ногтя. К горлу подступила желчь, и я с усилием сглотнула комок.
— У вас много таких раненых?
— Две-три дюжины в сутки.
В конце смены меня вырвало.
Весь день я, не жалуясь, в зародыше задавив скулеж, ковырялась в грязных ранах. Майур, видя, что со мной дело пошло гораздо быстрее, велел внести еще один стол и организовал подобие мануфактуры: он вскрывал карман с гноем, служанка вставляла распорки, позволяя всей гадости стечь, я вынимала шип. Оставалось лишь промыть рану и нанести лечебную мазь. А роль чудо-средства, защищающего меня от яда, играло дешевое серое мыло, толстым слоем которого я покрывала руки.
Как заведенная, я перемещалась вокруг стола. После первого десятка я уже перестала отличать лежащих передо мной мужчин друг от друга — блондины, брюнеты, рыжие, худые, мускулистые — все одно. Был лишь голос Майура: «Плечо. Нога. Грудь. Лопатка», металлический блеск скальпеля и сладковатый душок над обжигающе-горячими ранами.