– Мне Димитрий Иванович как-то объяснял, что это из-за избытка фосфора в металле. Значит, как покупали у шведов железо, так и будем покупать, только меньше прежнего. Плохо!
Михаил на это лишь неопределенно хмыкнул. Ишь ты, самого государя-наследника запросто так по имени-отчеству величает!
– Сам знаю, что плохо.
Быстро оглядевшись по сторонам, цеховой мастер понизил голос:
– Ты мне вот что скажи… Я тут слушок ухватил, что тех из наших, кто за Камень Уральский поедет, сразу по прибытии боярская шапка ждет. А вотчины на них такие отпишут, что иным удельным князьям впору…
– Слышал звон, да не знаешь, где он. Захарка!
Провинившийся отрок слегка дернулся всем телом и заранее вжал голову в плечи, не ожидая для себя ничего хорошего – рука у брата была тяжелая, и на вразумляющие наказания он никогда не скупился.
– Поди-ка на свежий воздух.
Дождавшись, пока ковыляющий как беременная утка младшенький отойдет подальше, Нафан негромко заговорил:
– Не те, кто поедет, а те, кто на месте с уроком великого государя справится. Как первый уклад, или медь, или что иное им указанное в казну поставят, так и награда воспоследует. И насчет вотчин не завидуй: земли отмерят изрядно, да только пахарей на ней нету. Так что вотчиннику придется ехать назад, искать охотников до новой земли из черносошцев, да за свой счет везти их и обустраивать. Вот так-то!..
– А кто поедет, уже определили? Нафан, ты ж меня знаешь – похлопочи, а? Век твоей помощи не забуду!..
– Тебе что, в начальных [6] людях плохо? Лет десять послужишь, так и в дворяне выйдешь. И землица тульская куда как добра, а там, за Камнем Уральским, лес валить надобно, корчевать пни да коряги, с голого места начинать.
– Зато там крымчаки – гости редкие, и сам себе голова буду!.. Нафан, скажи прямо: да или нет?
Подумав, молодой розмысл согласился. Отчего бы и не замолвить слово за соученика, раз от этого никакого вреда, а совсем даже наоборот, сплошная выгода?
– Да. Только и ты мне поможешь.
– Благодарствую!!! А помочь – так только скажи чем, а я уж расстараюсь!..
С явным намеком покосившись вначале на ломик, а потом и по сторонам, влюбленный мужчина попросил содействия в организации встречи с глубоко запавшей в его сердце красавицей. Собственно, он бы и сам что-нибудь этакое утворил, но…
– Ежели сам поранюсь, Домна о том обязательно узнает.
– Вот ведь… дурная голова. Ну и? Хотя… постой.
Внимательно оглядевшись, начальник цеха остановил взор на лице возможного благодетеля. Вспомнил, как завидовал его успехам, а особенно статусу личного ученика, примерился к носу и спросил:
– Готов?
– Постой, ты чего это удумал?..
– Н-на!
С легким хрустом немаленький кулачок Михаила «подровнял» выдающийся «клюндер» царевичева розмысла, заодно выбив ему на подбородок кровавую юшку.
– Ты-ы!..
– Ой да ладно, не благодари…
– Прочь с дороги!..
Воротная стража тверского кремля, откровенно скучавшая и слегка потевшая в прикрытом сверху промасленными кожушками доспешном железе, резко встрепенулась.
– Бойся!..
А потом и вовсе напряглась, вслушиваясь в редкие повелительные окрики и дробный топот копыт. Но почти сразу же и расслабилась, еще издали распознав в троице запыленных всадников царских гонцов – вернее, одного гонца и двоих его охранников. На полном ходу пролетев воротную арку, посланцы великого государя одним своим появлением переполошили тверских бояр и дворовый люд, тут же начавший подтягиваться к усталой троице, но удовлетворить свое любопытство им так и не удалось. Так как вестник, узнав об отсутствии в городе наследника трона, ждать его в кремле не пожелал.
– Ишь!.. Похоже, дурные вести привез. Никак крымчаки большой ордой пожаловали? Али литвины зашевелились?.. А, старшо́й?
Десятник воротной стражи отошел поглубже в тенек и лениво перекрестился:
– Типун тебе на язык!.. Или саблей помахать невтерпеж? Так я тебя на седмицу к постельничим сторожам могу пристроить – им лишнее чучело только в радость.
Моментально спав с лица, служивый рьяно замотал головой в отрицании. Потому что семь дней, с утра и до позднего вечера, заниматься воинским учением с постельничими означало помимо своего желания приобрести великое множество шишек и синяков, оставшихся от пропущенных ударов. Сабельных, копейных, кулачных. Постельничим-то хорошо, их сам государь-наследник в случае нужды цели́т, а простому стражнику такое счастье даже и близко не светит…
– Вот то-то же. А тебе чего?
Подобравшийся к десятнику подчиненный, по молодости лет еще не заимевший нормальной бороды с усами, что-то тихо спросил.
– Ну, положим, могу. И?..
Выслушав новый вопрос, а вернее даже просьбу, старшо́й воротной стражи удивленно покачал головой:
– Еще один дурило…
Меж тем гонец с сопровождающими добрался до указанного ему места, еще издали заметив редкую цепь воинов в черных кафтанах, а чуть попозже и яркое пятно белоснежных одеяний государя-наследника Димитрия Иоанновича. Приблизившись к внешнему кругу охраны, троица послушно остановилась при виде вскинутой руки сотника, а потом и вовсе спешилась:
– Доброго здоровьичка, Петр Лукич!..
– И тебе, Сергий, не хворать. С чем пожаловали?
Достав из поясного кошеля небольшой тул, посланник повернул десницу так, чтобы было видно тяжелую печать алого сургуча. Моментально опознав оттиск личного перстня-печатки великого государя, сотник в ответ низко поклонился, но освободить дорогу даже и не подумал:
– Димитрий Иванович в полуденной молитве.
Это гонец уже заметил и сам – тринадцатилетний отрок царских кровей застыл на специально расстеленном для него коврике живой статуей, и только легкий ветерок время от времени шевелил тяжелые пряди его серебряных волос. Чуть-чуть ссутулившись и преисполнившись терпеливого ожидания, посланник из Москвы понятливо кивнул и отошел в сторонку, с умеренным любопытством оглядываясь по сторонам. А заодно пытаясь понять – отчего это старший из царевичей вдруг возжелал помолиться в чистом поле, преклонив колени в середине сочного и яркого пятна густой травы? Между прочим, границы этой странной полянки на диво точно охватывали дремучие заросли боярышника и крыжовника, причем кусты друг с другом не перемешивались, а росли этакими полукружьями, оставляя узкие проходы с двух сторон. И не просто росли, а щетинились изрядным числом колючек и шипов – их было так много, что создавалось впечатление этакого растительного «ежика». Удивленно хмыкнув, Сергий совсем было собрался обратиться за разъяснениями к сотнику, как его взгляд зацепился за стоящего в спокойном ожидании торгового гостя, чье имя было на слуху в стольной Москве. Многие завидовали Тимофею Викентьеву, богачеству его, удаче да оборотистости, а более всего тому, что он первый нашел верную тропку к сердцу властного и молчаливого наследника престола, раз за разом кланяясь ему дорогими либерейными редкостями. Некоторые, прикинув количество серебра, что потратил на это дело купец, исходили завистливой желчью, а другие (те, что поумнее) чесали в затылках да искали его дружбы, ну или хотя бы приязни. Потому что водилось у Тимофея одно из тех драгоценнейших колец, что давали возможность напрямую обратиться к осиянному великой благодатью целителю. И не просто обратиться, а с надеждой на излечение от чуть ли не смертельных хворей!.. Первое кольцо ходило лишь среди именитой знати, второе передавали меж детей боярских и мелких служилых дворян. Третье принадлежало сословию торговому, четвертое – духовенству, а пятое могло оказаться на пальце любого черносошного крестьянина… Ну или какого посадского или городского ремесленника. Причем все знали – любой, пытавшийся нажиться на людском горе и нужде, будет лишен янтарного колечка. Можно было лишь передать его в дар, но никак не отнять, продать, обменять на что-то ценное либо каким иным способом потешить свою корысть. Исключение из этого правила было только одно – хитроумный купец своими постоянными подношениями так задобрил старшего из царевичей, что тот время от времени награждал его кольцами темного янтаря, являвшимися, если можно так выразиться, дарами разового действия. То есть носящий его мог рассчитывать на исцеление, но кольца при этом лишался. Вспомнив некоторые слухи насчет того, сколько именно серебра гость торговый просит с желающих приобрести кольцо, гонец кинул на него неприязненный взгляд и демонстративно сплюнул. Вот же упырь, на людской беде наживается!.. Этому сребролюбцу о душе бы подумать, а он вместо того вовсю канатные и ткацкие мастерские ставит, да иных купцов гостиной сотни щемит нещадно, продавая парусину чуть ли не дешевле конопли, из коей оная соткана…