— Вот, в кармане сюртука нашёл. — Андрей протянул Ивану мешочек с песком.
— Как у гопников. Ни шума, ни следов. Ударил по голове, обобрал жертву и скрылся. Кто такой?
— Не успел сказать. Единственное — с Моховой.
— Ну — точно с Моховой! Как я сам не вспомнил!
Иван ещё раз поднёс светильник к лицу раненого, вгляделся.
— Только раньше он помоложе был, и шрамика над бровью не было. Похоже, отходит.
— Нет в том моей вины, Иван Трофимович. Он сзади подошёл — вроде как прохожий обгонял. И тут же — удавку на шею. Я только и успел, что пистолет вытащить и в бок ему выстрелить.
— Я тебя ни в чём не виню. Конечно, было бы лучше, если бы ранение не смертельное было. Уж мы бы его допросили со всем тщанием, всё бы рассказал, что знал. Но — увы…
Иван поднёс светильник к лицу раненого.
— Всё, готов. Теперь его чёрная душа за грехи, им содеянные, в ад попасть должна.
— У таких нелюдей, по-моему, и души-то нет.
— Господа хорошие! Мне работать надо, — вмешался извозчик, дотоле стоявший в стороне.
— Спасибо, братец! Вот тебе денежка за труды. — Иван достал из кармана монету и протянул её извозчику.
— Да мы что? Мы завсегда рады помочь! Куды убиенного девать?
— А помоги-ка нам занести его в комнату.
Втроём, взяв труп за руки-ноги, они занесли его в экспедицию и уложили на пол. Извозчик откланялся и, бормоча: «Кровищи-то натекло, отмывать теперь пролётку надо», — ушёл.
— Давай тщательно досмотрим, — сказал Иван, — вдруг что интересное найдётся.
Они осмотрели карманы убитого и всё найденное положили на стол. Андрей взмок — вспомнил, что он ещё в парике и платье женском, и сорвал маскировку.
Иван стоял у стола, перебирая найденное в карманах.
— Так, мелочь медная, связка ключей. Интересно, где эта дверь, к которой ключи подходят?
Он взял в руки маленькую плоскую коробочку — вроде табакерки — и открыл.
— Ты смотри!
Иван вытряхнул на ладонь маленькую иконку святых Петра и Февронии Муромских.
— Интересно! Как такой жестокий убийца мог носить с собой икону? Неужели в бога верил, в церковь ходил?
— Мы теперь этого никогда не узнаем, Андрей. Убийца мёртв, город может спать спокойно. Завтра уже можно Чичерину докладывать. Плохо одно — мы не знаем, кто он.
— Вы же у пролётки сказали, что лицо знакомое?
— Давно, лет пять назад, я ещё рядовым служителем в экспедиции был, выезжали мы на Моховую. Девушка там повесилась. А вызвал нас, труп обнаружив, вот этот — убитый. Убийцу тогда не нашли. А теперь я думаю — не он ли её повесил? Ты вот что — спать иди, и я прикорну.
— Рядом с трупом?
— А чего его бояться? Бояться надо живых. Да и домой уже идти некогда. Завтра с утра как штык надо быть в экспедиции — побритым и свежим. Как-никак, к генералу пойдём, об успехе докладывать. А тело сторож стащит в холодную. Завтра решим, куда его. Наверное, на Смоленское кладбище, что на Васильевском острове. Чего ему здесь тухнуть?
— Ну, так я пошёл.
— Иди, Андрей. Важное ты дело сегодня сделал, от меня лично — спасибо. Честно сказать, сомневался я в успехе, особливо после гибели Александра.
Андрей пошёл домой. До рассвета было ещё часа три — можно немного отдохнуть. В голове мелькнуло: «Сегодня же воскресенье, к Василисе обещал прийти. Ждала небось… Да какая моя в том вина, что обещание не сдержал, — служба такая…»
Утром Андрей едва поднялся. Казалось, только голова подушки коснулась, а за окном уже светло, вставать надо.
Он побрился, позавтракал и отправился на службу.
Пришёл последним, и не потому, что опоздал — просто сотрудники раньше пришли, памятуя о гибели товарища. От Ивана они уже успели узнать, что убийца сам убит — постигла его кара божья.
К Андрею подошёл Михаил, сам вчера ходивший по городу в женском платье.
— Ну и везёт же тебе!
— Это как сказать… Он же мне удавку на шею накинул. Кабы не пистолет, плохо дело бы обернулось.
— Нас на этой службе в любом месте убить могут, а ты — везунчик. — Так, с лёгкой руки Михаила за Андреем закрепилось прозвище «везунчик».
К десяти часам утра на служебной пролётке они отправились к генералу. Адъютант Чичерина немного удивился — ведь генерал не вызывал, но, справившись у генерала, впустил обоих в кабинет.
— Здравия желаем, ваше превосходительство! — дружно прокричали розыскники.
— И вам доброго здоровья. Как идут дела? Иван, третий день заканчивается.
— Так доложить приехали об успехе.
— Неуж поймали?
— Да нет. Вот он, — Иван показал на Андрея, — убийцу застрелил. Город теперь спокойно спать может.
— Слава тебе, господи! Есть справедливость на свете! Присаживайтесь, Путилов, да расскажите обо всём поподробнее.
Андрей рассказал, как ему в голову пришла идея поймать преступника «на живца» — служителя, переодетого женщиной. А потом — подробно и о самом столкновении.
— И удавку на шею успел набросить?
— Точно так, ваше превосходительство!
— Молодец! Слышал я, и погибший у вас есть?
— Так точно, ваше превосходительство! Александр Кержаков. Погиб в схватке с преступником. Сегодня похороны.
— Да, опасная служба. Я сегодня на доклад к самой императрице еду. Будет что ей рассказать, не даром хлеб едим. Ну а вам… — генерал задумался: — Даю вам три дня отдыху. Наградить не могу — без потерь с нашей стороны не обошлось, потому не поймут. А везунчик у тебя этот Путилов, Иван Трофимович. Ты бы его берёг, как талисман.
Генерал засмеялся. Шутка показалась ему удачной.
Оба розыскника откланялись.
— Ты вот что, Андрей. Я и сам хотел тебе отдых дать, да генерал опередил. Полагаю, ты на похороны Александра придёшь?
— Всенепременно!
Андрей отправился к себе — ему удалось поспать ещё часика три. А потом — на похороны. Отпевали раба божьего Александра в храме Святого Пантелеймона, что на Шкиперской протоке. У гроба стояли мать и сестра, сослуживцы.
После чина отпевания погрузили гроб с телом на телегу и сопроводили до могилы. Здесь Лязгин сказал столь прочувствованную речь, что у людей слёзы на глаза навернулись. Парень-то молодой, жить бы и жить, коли не превратности опасной государевой службы. Однако он её сам выбрал, зная, что служба связана с риском, а в последнем случае и сам вызвался быть «живцом», переодевшись в женское платье.
После скромных поминок, в мрачном настроении, Андрей вернулся домой. А наутро, после тщательного бритья, позавтракав, он отправился к Василисе.