– И сколько? – поинтересовалась Мими, раскладывая инструменты.
– Полторы тысячи в час! Там есть чем заняться, честное слово.
– Полторы тысячи в час? Долларов?
Гортензия кивнула и подкатила рукава матроски.
– И она заплатила?
– Наличными! Она была мной очарована. Позвонит мне еще, это точно. Я изменила ее жизнь. Она никогда больше не будет стыдиться своих толстых ляжек, огромных грудей и жирного живота, я все подобрала, как надо! Я придумала ей стиль. Я очень, очень крутой стилист.
– А где ты нашла эту курочку?
– Через Антуанетту, сестру Астрид.
Она выдержала паузу. Кажется, услышала, что звонит ее телефон. Взяла его в сумке и положила на стол.
– Она обожает мой блог и те способы, которыми я преображаю девушек…
– Да и не только она. Но вот единственно хотелось бы тебя спросить…
– Когда Антуанетта ее встретила, бедная женщина рвала себе волосы на голове. На следующий день она была приглашена на ужин в Белый дом и совершенно не представляла, что надеть.
– Да я бы ей за такие деньги Джоконду на каждом ногте нарисовала!
– Я десять часов таскала ее по магазинам «Барнис», «Бергдорф» и «Джей Крю». Результат: двенадцать тысяч пятьсот евро у меня в кармане.
– Получается же пятнадцать тысяч!
– Да, но Антуанетта взяла комиссионные. Ну это нормально, она же мне подкинула это дельце.
– Скажи, пожалуйста, девочка держит нос по ветру!
– Упорная девка. У нее в рюкзаке песочные часы, и когда ты говоришь с ней, она их переворачивает. Если в течение трех минут ей становится скучно, она уходит. Это неслыханно. Надо так попробовать…
– Только у тебя тогда больше не будет ни одной подруги.
– Я не нуждаюсь в подругах. Я сама себе лучшая подруга. Я с собой очень даже хорошо уживаюсь. А эта девчонка мне интересна. Она наталкивает меня на идеи, стимулирует творческий процесс. Мне хочется заинтересовать ее, поразить. Если бы я была парнем…
– НО ТЫ НЕ ПАРЕНЬ.
– Знаю. Жалко, мы бы составили потрясающую пару.
– Она будет на тебя работать?
– Она будет моей тайной советчицей. При одном условии – я ее тоже кое-чему научу.
– А Елена в курсе?
– Я только что с ней виделась. Она дала мне книгу о зарождении моды во Франции при Людовике XIV. Они на пару с Кольбером изобрели французский стиль, распространили, коммерциализировали, и таким образом валюта потекла в сундуки королевской казны. Они даже изобрели рекламу, вот что!
– Я этого не знала.
– Вот именно поэтому ты сидишь здесь и тебя эксплуатируют! Нет в тебе любопытства! Нет никакого желания узнать что-то новое, никакой потребности в росте.
– Ну спасибо, дорогая!
– Я прочитаю эту книгу и воспользуюсь ей, чтобы ошеломить Антуанетту. Она обожает все историческое, экономическое и философское.
– Положи обе руки в воду, – приказала Мими несколько уязвленным тоном.
Гортензия подчинилась и как ни в чем не бывало продолжила:
– Единственная сложность в том, что после этой книги мне надо еще что-нибудь придумать… Она питает слабость к Шопенгауэру, Спинозе и всей этой компании. Вот что лично меня никогда не занимало, так это философия! Ох уж все эти гении, которые ломают головы над смыслом жизни, Богом, любовью! Жизнь каждый выбирает сам, любовь – вопрос удачного выбора, а о Боге подумаем перед смертью, вот этой мудрости мне вполне хватает.
– А что у тебя в пакете? – спросила Мими, показывая носком туфли на сумку, которую Гортензия положила у своих ног.
– Белая рубашка от «Гермес». Я нашла ее в комиссионке на 27-й улице… Двести долларов.
– Двести долларов, – задохнулась Мими, – за белую рубашку? Я не люблю такие белые рубашки.
– Ты забыла главное слово, самое важное – «Гермес». Такая рубашка вообще-то должна была стоить тысячу двести долларов, будь она новая.
– Ты чокнутая, совершенно чокнутая.
– Нет. У меня зоркий глаз. Я заметила ее в куче тряпья. И вообще-то собиралась подарить тебе. Ну не страшно, отдам эквивалент стоимости банкнотами!
Она положила на стол две бумажки по сто долларов.
– Ух ты! Гортензия, ты с ума сошла!
– Я никогда не оставляла тебе чаевых. И решила наверстать упущенное, вот и все.
– Но это слишком много!
– Ты знаешь, что жизнь стодолларовой купюры продолжается примерно семь с половиной лет? Всего-то. А потом она уже изнашивается, и ее место на помойке.
– В общем, это чересчур щедро, но в любом случае благодарю тебя.
– А почему на деньгах так редко изображают женщин? Было бы поприятнее, чем некрасивая физиономия этого парня.
– Это Бенджамин Франклин, – сказала Мими. – Один из отцов-основателей Соединенных Штатов. Он изобрел громоотвод.
– Над ним тоже стоило бы поработать. Изменить прическу, сделать небольшую липосакцию подбородка…
– Послушай, я хотела попросить тебя об услуге, о, совсем несложная вещь…
– Ну давай не сейчас, ладно? Я сперва расслаблюсь. А потом поговорим. Обещаю. Я всю ночь работала. На меня нашло такое вдохновение, что теперь идей хватит на две коллекции. Зимние пальто и летние платья. I’m ready!
– Браво!
– Я не знаю, когда в реальности произойдет мой дебют. Потому что я хочу, чтобы дебют был настоящим: показ на подиуме, пресса и все прочее. Все зависит от этого человека, Жан-Жака Пикара. Он держит в своих руках все ниточки. Значит, я должна быть совершенно готова. Елена все мне объяснила. На первой встрече он посмотрит мои эскизы. Скажет, я вам позвоню. Или не позвоню. И он подумает. На второй встрече, подумав, он приедет ко мне.
– Прямо к тебе?
– Да. Прямо ко мне. Потому что у меня еще нет мастерской. Он посмотрит, как я живу, как веду себя. Задаст вопросы. Я приготовила небольшую речь. Она великолепна, эта речь.
Она выпрямилась, сделала серьезное лицо и начала:
– Я хочу делать одежду для сильных женщин, деятельных и вдохновенных. Для женщин, которые выглядят модными, но которым абсолютно наплевать на моду.
– Дай мне другую руку и не двигайся, – сказала Мими.
– Я разрабатываю не только одежду, а целую философию женщины, которая принадлежит исключительно себе самой.
Мими издевательски присвистнула:
– Скучища!
– Ты думаешь?
– Я уверена. Придумай что-нибудь более сексуальное!
– Ты ничего не поняла. Я должна быть не такой, как все. Редкой птицей. Белой вороной.