Лансенни встал, сунул в карман джинсов конверт со своей долей. Просунул голову в дверь, проорал в зал так, чтобы услышала жена:
– Мартина! Все как обычно!
Вернулся на место.
– Сука, ведь мы еще сильны! – воскликнул Рэй.
– Да уж, – сказал Лансенни. – Ты помнишь, что сказал Эдмон когда-то: «Внушим людям страх, и они штабелями сложатся у наших ног». Он был не так уж и неправ!
При упоминании имени Эдмона Куртуа в воздухе повисло тяжелое молчание.
– Он теперь «месье Эдмон». На нас клал с прибором.
– Я бы с удовольствием прибрал к рукам его дельце, – сказал Рэй. – Никогда не удавалось поприжать его как следует.
– Не по нашей вине, ведь сколько раз мы пытались! – возразил Жерсон. – Уж как мы этого Жерома обрабатывали! Пускали ему золотую пыль в глаза! И все бесполезно. Не ведется он на наши предложения, и все тут. А ведь это было бы идеально: он ведет все бумаги их шарашки.
– Он не может, он влюблен в толстуху Жюли! – заржал Рэй. – Это ежу ясно!
– Это потому, что она взяла его на работу, вот и все. Он пал жертвой своей благодарности.
– Нельзя мешать в одну кучу чувства и дела. Это золотое правило, – сказал Рэй. – Ну что, тем хуже для него. А мог бы легко заработать бабла.
– И мы тоже! Там столько можно наварить, на этой «Железке»! И сколько возможностей для всяких левых операций! Можно навариваться втихаря, никто тебя и не зацепит.
– Я уж знаю, – вздохнул Рэй, – уж знаю. Не сыпь мне соль на раны. Но за мной еще остается последнее слово. У нас еще может все получиться. Есть у меня одна маленькая идейка. Ты думаешь, я все забыл? Месть – это блюдо, которое подают холодным.
– Даже, я бы сказал, размороженным, – гоготнул Лансенни.
Он вновь повернулся к двери в зал, проорал жене:
– Мартина, едрить тебя! Что ты там застряла? Нас жажда замучила!
Они услышали голос Мартины, она кричала: «Иду! Иду!»
– Про Тюрке так ничего и не известно? – спросил Рэй.
– Ты хочешь сказать, кто его искалечил? – спросил Жерсон.
– Да. С мерзавцем, который это сделал, необходимо разобраться. Нельзя отпускать его безнаказанным.
– Бедняга Тюрке! Всю жизнь в инвалидной коляске!
– Они не могут никого найти. Никаких следов. Никаких улик. Они даже предполагают, не сам ли он это все придумал.
– Ты хочешь сказать, что он ради удовольствия всадил себе пули в оба колена? Они что, там все с ума посходили?
– Они так говорят, потому что им не за что зацепиться. Они хотят сохранить лицо.
– А ведь такое может и с нами случиться тоже, – заметил Жерсон.
– Ты прав. Какой-нибудь тип, которого достало, что его все время рэкетируют, вдруг соберется и пиф-паф! Стреляет без предупреждения. Остальным тоже есть о чем задуматься.
– Да что ты панику наводишь!
На пороге появилась Мартина Лансенни с подносом, на котором стояли бокалы с пивом. Она не стала входить. Она просто не имела права входить, когда Рэй и Жерсон были в комнате. Жерар Лансенни встал, пошел ей навстречу, не говоря ни слова, забрал поднос.
Телефон Рэя зазвонил. Это была Виолетта. Он поставил на ее номер специальный звонок: песню Брижит Бардо «Обнаженная на солнце». «У меня от этого встает», – говорил он.
– Вот проклятье! – не удержался от комментария Жерсон. – Эта-то тебя не оставляет в покое ни на минуту!
Рэй хотел поставить его на место, но вместо этого потянулся к телефону и ответил. Встал, отошел в сторону, чтобы поговорить без свидетелей.
Лансенни поставил поднос, который принесла его жена, на край стола.
– Она положила нам еще нарезанной колбаски, тосты и несколько паштетов. Она симпатяга, по крайней мере, – отметил Жерсон. – Не то что та сучка, – и мотнул головой в сторону Рэя. – Слышишь, каким он голоском с ней разговаривает! Проклятье, это все мне снится! Пожалуй, сейчас самое время. Ну ладно, вроде все настроены нормально, нам надо с ним поговорить.
– Я на твоем месте не стал бы этого делать.
– Ты ведь то же самое думаешь!
Лансенни растерянно пожал плечами:
– Она меня, ясное дело, достала, и конечно, он изменился с тех пор, как стал с ней общаться, но что мы можем с этим сделать? Он влюблен, влюблен, и все тут!
– Ядрена корень! Он столько баб трахал, но ни одна из них не осмеливалась смотреть на нас свысока. Даже наоборот! А ты заметил, как она с нами разговаривает?
Жерсон замолк на полуслове, поскольку Рэй вернулся к столу.
Он не сразу сел на место. Стоял и смотрел на них с высоты своего немалого роста.
– Что-то не так, парни?
– Послушай, Рэй… – робко начал Жерсон. – Дело только в том, что…
– В чем именно дело?
– Эта телка, она так важна для тебя?
– Ты хочешь сказать, Виолетта? У нее есть имя. И будь любезен уважать ее!
Жерсон шумно вздохнул и с отвращением кивнул:
– Я понял.
– Ты ревнуешь, курочка моя? – шутливо поинтересовался Рэй.
Он расхохотался и провел ладонью по шее Жерсона, словно лаская его.
– Ну сам понимаешь, дело не в этом, – сказал Жерсон, резко высвобождаясь, – но мы уже не так понимаем друг друга, как прежде. Ты прибегаешь и тут же убегаешь, думаешь о своем, мы больше не проводим время вместе.
– Ты хочешь сказать, не устраиваем вместе идиотских вечеринок? Ну да, не устраиваем, парень. Потому что мне нравится эта девка.
– Ну спасибо. А то мы не заметили, – осклабился Жерсон.
– Ладно, проехали, – сказал Лансенни. – А ты видел, Рэй, Мартина принесла нам паштеты и колбаски?
– Виолетта не обсуждается, – отрезал Рэй.
– Ох, ну надо же! – не выдержал Жерсон. – Телка не обсуждается! С каких это пор у нас такие правила? Мы же всегда говорили, что…
– Только мудаки никогда не меняют точку зрения.
– Все, остановитесь, – сказал Лансенни. – Главное, что мы продолжаем наш бизнес, да, Рэй?
– Ну вообще-то хотелось бы… А вам что, уже надоело?
Он с вызовом во взгляде обернулся к Жерсону.
– Ты объявляешь козырь и выходишь из игры. Я никого не принуждаю сотрудничать.
– Нет-нет, – пробормотал Жерсон, – я просто…
– Давай, курочка моя, – сказал Рэй, изображая голливудскую улыбку. – Улыбнись, ты куда симпатичнее, когда улыбаешься. Прямо хочется прогуляться с тобой в душ.
– Черт подери! Хватит нести чушь! – завопил Жерсон, сжав кулаки.
– А ну-ка не смей со мной так разговаривать! – заорал в ответ Рэй, тыкая в него пальцем.