Семь грехов радуги | Страница: 51

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Премиальные? Однако, быстро же они добрались до сморщенного карлика номер четыре! Десять тысяч посещений за четыре дня… Чует сердце, не обошлось тут без накрутки.

Я написал администратору холодильников вежливый ответ, в котором посоветовал успокоить разгоряченных фанатов «Зила» и «Оки». Проиграли обе команды, так как я лично под «шедевром» подразумевал свою старенькую «Юрязань». При желании могу сообщить дополнительно габариты модели, объем холодильной камеры и морозилки, примерный возраст и прочие тактико-технические характеристики.

Так нашла свое неожиданное завершение история с анимированным холодильником.

Теперь о звонках. Первым, поздно вечером в субботу, позвонил Игнат. Его звонок отвлек меня от важной миссии по освобождению Земли от инопланетных захватчиков. (Признаться, после того, как расстрелял из гранатомета первого монстра, я внимательно посмотрел на свои пальцы, самозабвенно гоняющие мышку по эргономичному коврику. Но нет, оказалось, что убийство нарисованного пришельца, совершенное ради защиты родины, грехом не считается.)

Я ответил «Да», не дослушав вежливого писательского:

– Прошу прощения, это Александр?

– А это, – предположил я, – санитар душ?

И безо всякой последовательности вспомнил вдруг душ в нашей старой общаге. В который приходилось ходить со своими лампочками, потому что разбивали, и пассатижами, потому что не было краников. Зато каждый вторник в душе устраивали санитарный день; тогда на двери душевой появлялся листок с объявлением «Санитар. Д.» или просто «Сан. День». И Маришка шутила: по всей стране вторник, а у нас в душевой – воскресенье. Иначе говоря, сандей.

– Извини, что? – спросил я, когда воспоминание отхлынуло и реальность вернулась в прежние границы.

– Я спрашиваю, случилось еще что-нибудь за эти четыре дня? – терпеливо повторил Валерьев. – Из интересующей нас области.

– О! – сказал я. – Чего только не случилось!

– А поподробнее?

– Это займет время, – предупредил я. Однако, без напряжения уложился в пять минут.

Игнат по обыкновению слушал внимательно, не перебивая. Только пару раз, когда в трубке раздавался все заглушающий рев стартующего самолета, громко просил повторить. Наверное, звонил из таксофона неподалеку от дома.

– Значит, основных выводов три, – подытожил он по окончании моего краткого изложения. – Вывод первый: наказываются не только проступки, но и помыслы. И это, в принципе, понятно. Как написано в одной книге, если ты взглянул на женщину с вожделением, то уже грешен, ибо прелюбодействовал с ней в мыслях своих. Вывод второй: если ты совершил несколько разных грехов, их цвета смешиваются. И, наконец, главное открытие недели: это передается. Хотя и неизвестным нам способом.

– Угу, – подтвердил я. – Так ты собираешься на завтрашнюю проповедь?

– Теперь уже точно. – Игнат помедлил, прежде чем признаться. – Знаешь, я, наверное, напишу обо всем этом книгу.

– С цветными картинками? – улыбнулся я и напомнил: – Ты же про тоталитарные секты собирался писать.

– А разве это не секта? С главным сектоидом во главе.

– Пока что-то не заметно. Контролировать нас никто не пытается, в иерархическую пирамидку не выстраивает. Что там третье было? Да, в рамках какой-то там идейки не замыкает.

– Как ты думаешь, – спросил писатель, – организации какого типа получаются самыми жизнеспособными и эффективными?

– Какого?

– Никакого! – огорошил ответом Игнат. – Или, если угодно, самоорганизовывающегося. Только объединения людей, возникающие стихийно, как правило, вокруг какой-либо идеи, с неявной системой управления, основанной на добровольном подчинении, имеют шанс просуществовать тысячелетия. И примером тому – большинство мировых религий.

– Религий?.. – улыбнулся я. – Надеешься написать новое «Откровение» в духе Иоанна Богослова? Какой-нибудь «Апокалипсис-2», записки уцелевшего? «Миссия мессии – замесить месиво», так чтоб остальные потом две тысячи лет расхлебывали?

– Почему нет? Есть версия, что Иоанн вел свои записи с натуры. Сам он говорит, что, наблюдал за событиями, описанными в «Откровении», «пребывая в духе».

– Интересно, что бы он написал, пребывая не в духе. Я бы почитал…

– Ты вообще в курсе, что такое эсхатология? – спросил Игнат. Похоже, его немного раздражал мой шутливый тон.

– Наука о грехе? – подумав, предположил я.

– Не только. В глобальном смысле – о конце света. И начале нового.

– Ладно, – вздохнул я, глядя в черноту за расшторенным окном. – Что-то и вправду уже темно, спать пора. До завтра. Место встречи прежнее: малый концертный, третий ряд.

– До завтра, – попрощался вестник грядущего конца света. – Если оно, конечно, наступит.

Ну разве может после таких разговоров присниться что-нибудь хорошее?..

Вторым позвонил Пашка. Не слишком рано, как стало модно в нашем кругу в последнее время, а без малого слишком поздно. Мы уже собирались выходить; я треножил себя, пытаясь вдеть обе ноги в одну штанину, а Маришка дожидалась меня в прихожей в полной амуниции и в нетерпении ковыряла подковой паркет. Подковка, естественно, украшала каблук полусапожка.

– Сааш! – привычно позвал Пашка.

– Нуу, – откликнулся я, пренебрегая традициями. – Чего тебе?

– Я не вовремя?

– Как всегда, – буркнул я. – Ладно, говори, что хотел. Только быстро. Считай, что звонишь в Австралию.

– Через роуминг? Идет, – на лету ухватил Пашка и сразу перешел к делу: – Слушай, что означает, когда у человека морда становится цветом, как мандарин?

– Желтуху, – предположил я. – Или это не у тебя?

– Нет. У одного парня из отдела.

– Тогда взятки берет.

По отношению к Пашке такая версия у меня никогда бы не возникла.

– Взятки?.. – В Пашкином голосе сквозило сомнение.

– Ну, или зажигалки у коллег тырит. В общем, нечист на руку.

– Ага. Так я и думал, – обрадовался Пашка. – Было у меня одно смутное подозрение…

– Какого рода? – Полюбопытствовал я, но, уловив затылком Маришкин закипающий взгляд, быстро добавил: – Только коротко. Как будто с Марсом разговариваешь.

– Вообще-то это не для разглашения, но раз уж вы на Марсе… Значит так, – сказал он, и я автоматически прочертил в уме первую палочку. Которая так и осталась одна-одинешенька, потому что Пашка, хоть и был заметно возбужден, до конца рассказа ни разу не произнес «значит» или «эт самое». – Мы с этим парнем изымали сегодня партию драгмета.

– Крупную?

– Ужасно. Пять граммов с четвертью. Он взвешивал, я фиксировал.

– Преступников? – оживился я. – Наручниками?