Но были и куда более темные секреты и гораздо менее приятные трофеи: в одном из домов в тяжелом, закрытом на замок сундуке я нашел вместо драгоценностей тело молодой служанки. Тело я оставил на месте – оно было слишком тяжелое, чтобы тащить его с собой, но приколол обвинительную записку на дверь церкви вместе с окровавленной шелковой простыней, в которую она была завернута. Конечно, я сомневался, что кто-то ответит за это преступление, но бедная девушка заслуживала того, чтобы хотя бы попытаться.
Одной лунной ночью я прокрался в приемный зал дворца Капулетти и все-таки стянул штандарт, а потом накрыл им самого глупого и унылого на вид осла, какого только смог найти: это было очень унизительное зрелище, когда по улицам шел осел, накрытый флагом Капулетти, а на нем восседал пьяный вдрызг наемник Капулетти, который согласился проехаться на нем за выпивку. К несчастью для этого глупца, он попал в руки своих единомышленников – и это кончилось для него весьма печально.
Мне не хватало поддержки Меркуцио, но я сознательно не хотел обращаться к нему.
Да, я рисковал и понимал это – в любой момент меня могли поймать. Но я не мог остановиться – как некоторые не могут перестать пить. «Может быть, я прекращу к Великому посту», – думал я, сидя на крыше и глядя на восходящий месяц – тонкий серп сливочного цвета. На небе было неисчислимое количество звезд, а когда я поднял голову и посмотрел наверх, надо мной вспыхнул ярко-красный метеор, и цвет у него был как у рогов Люцифера. Но горел он всего несколько мгновений.
Внизу, на мостовой, послышалось какое-то движение, и я ничком лег на крышу: конечно, в темноте меня не было видно, я казался лишь продолжением крыши, но в ярком свете луны зато прохожего было прекрасно видно. Он был один, в плаще без опознавательных знаков, который был слишком велик ему, но когда плащ случайно распахнулся от быстрой ходьбы и внезапного порыва ветра – я увидел под ним знакомые очертания меча.
Значит, это не простолюдин, несмотря на простую одежду.
Мне стало вдруг интересно. Час был поздний, и я страшно скучал, ожидая, когда моя очередная жертва погасит наконец свет. И я решился: мягко спустился на балкон, а затем оттуда на тротуар и быстро спрятался в тень, когда он обернулся. Я двигался совершенно бесшумно. А этот человек совершенно точно шел по делам не менее темным, чем мои.
Я последовал за ним вниз по извивающейся улочке. Он прошел мимо собора и вступил на вражескую территорию – вражескую для меня, поскольку за ней следили Капулетти и патрули состояли из их людей. Я счел за лучшее снова вернуться на крышу и оттуда наблюдать, не появятся ли наемники или стража. Или случайные глупцы, жаждущие столкновения. У ночного путешественника хватило ума спрятаться и не высовываться, когда стража Капулетти с шумом, руганью и явным желанием затеять драку проходила мимо, а как только они скрылись из глаз – он торопливо свернул за угол.
Я снова спрыгнул вниз и пошел вслед за ним, стараясь держаться в тени, и чуть не наступил на человека, спящего в нише в обнимку с бурдюком с вином. И когда мои привыкшие к темноте глаза рассмотрели на его камзоле фамильный вензель Орделаффи, из-за облаков выглянула луна и осветила своими яркими лучами его лицо.
Меркуцио.
Он был мертвецки пьян и спал – грязный и отвратительный, валяющийся прямо на земле в нише, которую явно не раз использовали в качестве уборной.
Мой случайный интерес к уличному незнакомцу тут же исчез, и я огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не видит. Я по-прежнему испытывал смешанные чувства к Меркуцио – после последней нашей встречи мы избегали его компании, но ради той любви, которую я когда-то к нему питал, я никак не мог оставить его в таком виде в грязи посреди улицы, где он стал бы объектом насмешек или жертвой воров или убийц.
Я вынул бурдюк с вином у него из рук, что вызвало у бывшего приятеля сонное недовольное бормотание, а потом попытался посадить его. Тело его было податливым и вялым, как у покойника, он подавал лишь слабые признаки жизни, но потом приоткрыл глаза, посмотрел на меня мутным взглядом, а потом оттолкнул меня с пьяной злобой и повалился назад, обратно в грязь и нечистоты.
– Надо бы бросить тебя тут, дурень! – сказал я ему раздраженно, но на самом деле у меня за него болела душа: здесь он находился на вражеской территории, и этому не было никакого объяснения. Он стал настоящим врагом Капулетти после того, как привел туда нас по своему приглашению, и то, что он находился здесь, сейчас, в таком состоянии, один и без защиты… это было равносильно отчаянному желанию отправиться на свидание с Богом как можно скорее.
Я с большим усилием поставил его на ноги и закинул его руки себе на плечи. Мы даже сделали таким образом несколько шагов, пока до него наконец дошло, что он стоит на своих ногах, а еще через некоторое время он радостно воскликнул:
– Бенволио?
– Ага, – ответил я. – Только тише, дурак! Ты вообще понимаешь, где мы находимся?
– В логове льва, мой Даниил, – сказал Меркуцио и закатился в приступе дикого пьяного хохота. – Слышишь, как он рычит? Ррррррааааар! – Он цапнул меня пальцами, как львиной лапой, но я отбросил его руку в сторону. Хихикая, он почти сполз на землю, но я поддержал его и снова поставил на ноги. – А ты сегодня снова взялся за свои тихие забавы? Нет? И как тебе сегодня – повезло с добычей?
– Тихо!
Теперь я понимал, что совершил ошибку, пусть даже двигали мною добрые чувства. Не важно, что за демон вселился в моего друга и управлял им, – его пьяная болтовня и беспечность могли погубить нас обоих.
– Ради Бога, Меркуцио, если ты не дорожишь своей жизнью – не надо подвергать опасности мою!
Он снова захихикал, но угомонился, и мы побрели прочь. Если бы мы попались на глаза Капулетти – это был бы конец: я был в незаметной и не опознаваемой одежде, а вот Меркуцио был в цветах Орделаффи. Сняв с себя свой плащ, я укрыл им плечи Меркуцио, чтобы его наряд не бросался в глаза.
Когда мы завернули за угол, я заметил того самого одинокого ночного странника, за которым я следил чуть раньше. Он смотрел, задрав голову, на стену, а потом начал карабкаться по ней наверх. Я узнал его сразу – по неуклюжести, а когда капюшон упал с его головы и луна осветила его лицо, последние сомнения у меня улетучились: эти прекрасные черты лица и копна черных как ночь кудрей могли принадлежать только одному человеку на свете.
Моему кузену Ромео.
Я еле устоял перед искушением позвать его по имени и предупредить об опасности: я ведь хорошо помнил про ножи наверху, а он не был готов к такого рода испытаниям… но оказалось, что я его недооценивал: он долез до верха и, осторожно и искусно балансируя, преодолел препятствие с изяществом, которого я даже не подозревал в нем. Возможно, мой кузен все-таки научился у меня кое-чему.
– Ромео! – внезапно взревел Меркуцио.
– Да тихо ты! Он уже перепрыгнул через стену сада…
– Нееет, он приземлился в чьей-то постели, но чья это постель?! – Меркуцио больно ткнул меня в грудь указательным пальцем. – Я буду заклинать его, как старая ведьма, но тссс! О ведьмах ни слова… Ромео! Шутка ли! Сумасшедший обожатель!