Мастерица, решил про себя Тихон. Она, должно быть, многое умеет.
– Кстати, мы с тобой соседи, – вкрадчиво произнесла Марта. – Угостишь обедом?
– Угощу, – сказал он, борясь с желанием послать ее к черту. – Там, наверное, опять морковь. Пойдем, говна не жалко.
Марта ничего не ответила, а лишь мелко затрясла локотком. Тихон исподлобья глянул на ее лицо и увидел, что она смеется.
– Я думала, ты шутишь, – воскликнула она, ковырнув пальцем розовое пюре. – И вот этим тебя кормят?
– Однажды умудрился пожрать как человек.
– Обратись к Игорю, он поможет.
– Нет уж. В классе у меня с ним все нормально, а вот вне занятий…
– Не переживай, он со всеми новичками так.
– Марта, а ты давно в Школе?
– В Школе с две тысячи двести девятнадцатого года, – сразу помрачнев, отчеканила она.
– «Не переживай»… – усмехнулся Тихон. – Это ты переживаешь. Что вы, как запрограммированные? Ты откуда, с Аранты?
– В Школе с две тысячи двести девятнадцатого года, – повторила она, поднимаясь с кровати. – Спасибо за морковь, я поем у себя. Кубрик сорок один – шестьдесят два. Заходи как-нибудь.
– Как-нибудь, – кивнул в ответ Тихон. – Приятного аппетита.
На этот раз прилечь ему не дали. Когда он доскреб постылое пюре, с потолка явился голос и велел прибыть в класс в течение девятнадцати минут.
– Почему девятнадцать, а не восемнадцать и семь десятых? – возмущенно бросил Тихон, не надеясь, что его услышат.
Он задвинул поднос обратно в печь и по-быстрому умылся, на большее времени не оставалось. Прогулочным шагом до класса около шестнадцати минут, скорым – примерно одиннадцать. Откуда у него эти сведения, Тихон не знал, его опыт был совсем невелик, однако в точности расчетов он не сомневался.
Выскочив из кубрика, он чуть не столкнулся с группой незнакомых курсантов. Пятеро парней – молодые, обаятельные, веселые.
– Добрый день, – вякнул тот, что повыше.
– Где ты видишь день? – зло спросил Тихон.
– Ну… по идее, сейчас день.
– Не уверен.
– Ты не подскажешь, нам нужна комната…
Курсант наморщил лоб, и другой за него закончил:
– Номер сорок три – восемьдесят.
– Прямо, четвертый поворот направо, – не задумываясь, ответил Тихон.
– Здорово, – восхитились они. – И ты вот так, запросто?..
– Это не трудно.
– Давно, наверно, в Школе? – с уважением поинтересовался долговязый.
– В Школе с… – механически начал Тихон, но умолк и, бросив «счастливо», пошел прочь.
Растерянно потоптавшись, пятерка направилась по своим делам. Тихон пожалел, что у него мало времени, ему вдруг захотелось вернуться и поговорить с курсантами по-человечески, тем более, что парни явно были такими же воспитанниками-недоучками, как и он. В Лагере Тихон общительностью не отличался, но теперь это казалось таким естественным: познакомиться, выяснить, из какой они колонии, посетовать, что кроме Земли нигде не бывал.
И еще мельком, каким-то краешком сознания Тихон успел удивиться, как быстро он привык. Давно ли он в Школе? Всю жизнь.
– Опоздал на сорок секунд, – прокомментировал его приход Игорь.
В классе никого не было, пустовало даже кресло капитана.
– Встретил там, – невольно стал оправдываться Тихон. – Пятеро, бестолковые такие.
– Новый экипаж утюга, – пояснил лейтенант. – Только что пятнадцать человек отправили на Пост.
– Идут, хохочут, – сказал Тихон с завистью, но прозвучало это почему-то как осуждение.
– Дураки.
– Игорь, у меня в печке меню странноватое, – потерзавшись, начал он. – Хотелось бы слегка разнообразить.
– Потерпи еще часов двести, будет тебе разнообразие.
– А раньше никак?
– Претензии не ко мне, а к твоему организму. Войдешь в ритм, тогда и поговорим.
– Ритм? Да вы сами его сбиваете! Часов нет, календаря нет, ни дня, ни ночи – ничего!
– Вот и я о том же, – спокойно сказал лейтенант. – Пока сам не ориентируешься, все будешь делать по сигналу.
– И какой сейчас сигнал? – с сарказмом спросил Тихон. – В кабину?
– А зачем еще ты здесь нужен?
– Стрелком или водителем?
– Наблюдателем. Познакомишься с конкурентами.
Раз – крутящийся шарик остановился, и Тихон разглядел неровности на его боку. Два – шарик приобрел массу и стал зеркальным. Три – в нос ударил запах клубники, такой концентрированный, что его чуть не стошнило.
Мимо, смешно переваливаясь через кочки, ехал угловатый драндулет на гипертрофированных колесах.
– Модель пассивная, создана только для демонстрации, иначе ты давно был бы ранен, – раздался голос лейтенанта. – Одноместный броневик, истребитель наземных целей. Это он с виду такой медлительный. Выжимает до двухсот, на сильно пересеченной местности тебя обгонит. Мы называем его блохой. Вооружен слабо: три электромагнитных ускорителя, стреляющих ртутными каплями массой около одной сотой грамма.
– Чем-чем он стреляет?
– Видишь три обрубка?
Блоха повернулась анфас, и на ее тупой морде Тихон заметил короткие тонкие трубочки размером с карандаш.
– Вообще-то, ускорители длинные, почти по два метра, просто скрыты в корпусе. Ртуть покидает ствол с субсветовой скоростью, в результате на расстоянии до ста метров ты получаешь точечный удар, равный своей массе. Броня у тебя хорошая, но если эта сволочь подкрадется сзади, то секунд за семь разрежет пополам. Уничтожить ее можно одним выстрелом из большого орудия или двумя-тремя из малых, но ты к этому не стремись. Беда в том, что их всегда очень много, всех перебить не успеешь. Достаточно вывести из строя ходовую часть. Ускорители встроены в корпус. Когда блоха обездвижена, способность вести прицельный огонь она утрачивает.
– Управляется одним оператором? – уточнил Тихон.
– У них нет операторов. В каждой машине сидит живой конкур.
– Чтобы залезть в этот ящик, нужно быть смертником.
– Они и есть смертники. Не установлено, но вероятно, конкуры решили проблему клонирования второго порядка. В клонировании первого порядка нет ничего сложного. Мы можем вырастить живое тело, но оно будет обладать лишь наследственной информацией. Способность к обучению с возрастом резко падает, поэтому клон-младенец предпочтительней клона-двадцатилетнего. Как вид размножения клонирование годится, как способ пополнения армии – нет. Конкуры же, возможно, штампуют готовых воинов, с рождения обладающих необходимым запасом знаний. По крайней мере, живой силой они особо не дорожат. Да и сами солдаты ведут себя так, будто смерть их совсем не пугает.