«Да уж, – подумал я, разглядывая обоз, – на войну как на праздник или на охоту. Собачки, породистые лошадки, песенки и стишки, погодка балует и светит яркое полуденное солнышко. Захотела хозяйка пикник организовать – пожалуйста. А коли есть желание с дамами пообщаться, наверняка они где-то рядышком, в конце колонны за королевой следуют. Ну ничего, морды католические, сейчас будет вам развлечение. Думаете, жизнь сказка? Ха-ха! Хрен вы угадали».
Я поднялся с травы, которая налипла на кольчугу, и взмахнул правой рукой. Позади захрустели ветки, и один из воинов перебросил мне поводья жеребчика. Нога в стремени, рывок – и я в седле. Пехота франков, которая двигалась вдоль дороги, подозрительные звуки конечно же услышала и насторожилась. Затем кто-то заметил всадников и, поднимая тревогу, закричал что-то неразборчивое. Поздно, черти, поздно! Раньше надо было нас высматривать, а не тогда, когда одичавшие и оголодавшие воины Вадима Сокола готовы на вас напасть.
– Гой-да! – разнёсся над лесом и дорогой мой клич. – Вперёд! Бей тварей!
Мои ботинки в железных стременах ударили по бокам коня, и он, нервно всхрапнув, проломился через кусты и оказался в поле. Из леса во вражеских рыцарей полетели стрелы чёрных клобуков и арбалетные болты, а дружинники Берладника и варяги с гиканьем помчались в атаку. Мой жеребец грудью сбил наземь одного из вражеских пехотинцев, и тот отлетел в сторону. Конь понёсся словно стрела, перепрыгнул кочку, ещё одну и оказался рядом с паланкином.
Хрясь! Змиулан снёс череп одного из французских сладкоголосых педиков, который попытался прикрыться мандолиной, но она его не защитила, ибо против булата музыкальный инструмент не играет.
Повод влево – и передо мной оказался вскидывающий пику спешенный воин. Мой клинок отбил древко, и конь сшиб ещё одного врага. Поражённые стрелами франки в это время выпадали из седла, а их кони, многие из которых получили раны, злились, кусали соседних жеребцов и создавали толкотню. Однако рыцари, несмотря на это, кидались навстречу русичам и вступали в бой. Врагов пока было меньше, чем нас, потому что они растянулись по тракту, но дрались французские воины, надо отдать им должное, очень храбро. Вот только мы были в броне, и нас поддерживали стрелки, а значит, мы сильнее, пусть на пять – десять минут, но преимущество за нами.
– Ха-а! – На выдохе я опустил клинок на очередного противника, и острая сталь, которая рассекала шёлковый платок, врубилась в позвоночник франка.
Я огляделся. Дружина Берладника оттеснила рыцарей вправо, к повозкам священнослужителей, а варяги встали слева. Мои отряды выдвинулись в поле или уже вели бой на дороге, и всё шло, словно так и должно быть. Ни одного сбоя и никаких неожиданностей. Отлично! Следовательно, можно заняться паланкином и королевой.
Носильщики были мертвы или разбежались. Брошенный паланкин стоял прямо на дороге, и сталь моего клинка вспорола полог. Ткань затрещала и разошлась. И я увидел королеву Франции, статную рыжеволосую женщину в красивом парчовом платье. Она смотрела на меня, а я на неё. В её глазах и душе царил страх, но паники не было, и я спросил её:
– Ты Алиенора Аквитанская?
– Да, – ответила она, стараясь выглядеть спокойной.
– Очень хорошо.
Я обтёр клинок Змиулана о полог и спрятал его в ножны. Затем подмигнул королеве, усмехнулся, свесился с седла и ухватил женщину за платье. Сильный рывок на себя, и она оказалась передо мной.
– Ну что, красавица, поехали кататься? – злорадно спросил я.
– Что вы делаете?! – закричала королева. – Помогите! Рыцари, ко мне!
– Ну да, – перекидывая Алиенору через седло, усмехнулся я. – Только им сейчас и делов, что без брони к тебе на помощь спешить.
Повод влево – и конь вновь оказался на открытом участке дороги. Рядом Немой и ещё несколько воинов, остальные рубятся и держат франков. Команду на отступление подавать было рано, я ждал, пока захватят Сугерия. И вскоре действительно появился один из русичей, держа на поводу трофейного рыцарского тяжеловоза, на котором лежал привязанный человек.
– Вождь, взяли главного католика.
– Ты Сугерий? – левой рукой прижимая пытающуюся освободиться королеву, а правой приподнимая голову пожилого монаха в потёртой серой рясе, спросил я пленника.
– Да-а-а… – прохрипел он. – Отпустите, я простой аббат.
– Знаем мы таких аббатов, – отстраняясь от пленника, сказал я и отдал команду: – Уходим! Все в лес! Живее!
Жеребчик понёс меня и Алиенору в дебри Северной Марки, которая уже двести лет считалась германской территорией, со всех сторон меня прикрывала охрана. Вскоре мы оказались на опушке. Здесь королеву и аббата Сен-Дени привязали к сёдлам запасных лошадей и заткнули рот кляпом. Помимо них были захвачены две служанки и пара рядовых служителей католической церкви, так что парламентёры имелись.
Мои воины вышли из боя и сосредоточились в чаще. Гнавшихся за арьергардом вражеских воинов осыпали стрелами, и они остановились. Удача всё ещё была с нами, и мы начали отступление. По узким лесным тропинкам отряды уходили к Лабе, настроение у меня было превосходное, и я всё время улыбался. Начиналось наше возвращение домой, и конечно же я надеялся на лучшее. Однако подспудно всё равно ожидал беды и неприятностей. Ну, это и понятно. Впереди трудный путь, и надо о многом переговорить с непростыми пленниками, которых кинется спасать всё войско крестоносцев. Так что побегать и подраться придётся неслабо. Впрочем, за такую знатную добычу можно и повоевать.
– Господи, Царь Небесный, Дух истины и душа души моей, поклоняюсь Тебе и молю: наставь меня и укрепи, будь моим руководителем и учителем и научи тому, что мне следует делать. Поведай мне, Господи, все повеления Твои, а я обещаю исполнять их и с любовью приму всё, что мне будет послано Тобой. Одного только прошу у Тебя: научи меня всегда творить волю Твою. Аминь.
Рыцарь Седрик фон Зальх, бледный и истощённый, встал на ноги и поднял глаза на резное деревянное распятие, с которого на него смотрел Иисус. Принявший смерть за всех людей, Сын Господа глядел на крестоносца с укоризной, и тот невольно поёжился. Седрик втянул голову в плечи, ему стало стыдно. Он вновь захотел произнести молитву. Однако вместо этого тяжко вздохнул и подошёл к узкому оконцу, которое выходило во двор аббатства Клерво. Облокотившись о стену, он тоскливым взглядом окинул тёмное небо, которое было готово обрушить на землю холодный осенний дождь, и в голове рыцаря, может, уже в тысячный раз всплыли события минувшего лета. И на его глаза навернулись нечаянные слёзы раскаяния. Хотя, по большому счёту, вина молодого воина была невелика.
Герцог Генрих Лев отправил рыцаря во Франкфурт с письмом к своей невесте Клеменции Церенгенской и с посланием для Бернара Клервоского, которое он был обязан передать папскому легату Гвидо Флорентийскому. Дело пустяковое, и вместе с другими гонцами Зальх пустился в путь. Однако уже на имперской земле отряд германцев был полностью уничтожен венедскими налётчиками. Крестоносцы погибли, но Седрику вражеский командир почему-то оставил жизнь и даже вернул письма герцога.