* * *
Такахаси восстанавливался хорошо, и на шестой неделе после воскрешения Белла подумала, что уже безопасно ввести его в колонию. И решила организовать вечеринку в его честь.
Праздник устроили вечером в самой большой оранжерее Крэбтри. Лампы чуть приглушили, купол потолка усеяли огоньками в виде звезд. На самых высоких деревьях висели гирлянды бумажных фонарей: красных, золотых, зеленых. Из скрытых динамиков лилось хоровое пение. Белла выбрала Арво Пярта из каталога записей – она нашла запись этого эстонского композитора среди вещей Такахаси.
Белла посчитала жизненно важным не исключать никого, и потому на вечеринку явился почти каждый взрослый колонист, не занятый срочной работой. Люди бродили и разговаривали среди душистой спокойной летней полночи. Летучие фонарики следовали за гостями, пока те добродушно не отмахивались, прогоняя летунов. Роботы-дворецкие держались незаметно, выступая из сумрака меж деревьями лишь затем, чтобы предложить напитки и сладости либо при случае помочь.
Хозяйка слишком уж нервничала, чтобы радоваться вечеринке, но время шло, и стало ясно, что все удалось. Такахаси отлично справлялся с обрушившимся на него общим вниманием, спокойно переходил от одной группки к другой, повторял одни и те же истории, терпеливо смеялся тем же добродушным шуткам. Он временами отходил к подвернувшемуся дереву, в тень, побыть немного в одиночестве, но всякий раз, когда Белла заговаривала с Майком, тот заверял: все отлично и вечеринка ему в общем и целом нравится. Его зачаровало разнообразие костюмов – восемьдесят лет моды, какой он еще не видел. Несмотря на разницу стилей, вечерняя атмосфера и мягкий свет фонарей создавали чувство общности.
– Как тебе музыка? – спросила Белла, когда они вдвоем с Майком уселись на скамью в компании лишь одного летучего фонарика. – Мы нашли твой старый шлем, посмотрели на статистику запросов. Ты много слушал Арво Пярта.
– Он замечательный. А главное, он не Пуччини.
– Пуччини?
– Я умер, слушая «Турандот». Кто еще может похвастаться таким?
Белла коснулась рукой его колена:
– Майк, я знаю: это все нелегко для тебя. Но ты обязательно выдержишь. Ты же шахтер.
– И толкаю лед, – ответил он с уверенностью, показавшейся чуть нарочитой.
Он смотрел на молодую женщину рядом с ближайшей группкой гостей. Светящееся, с рисунками неонового сияния платье с очень глубоким вырезом на спине. Оно скорее раскрывало, а не прятало тело. Свет фонарей играл мягкими бликами на плечах и изгибе спины. Белла попыталась вспомнить имя женщины, но не смогла.
– Не стоило так уж стараться ради меня.
– Думаю, стоило.
– Конечно, я признателен, но разве все возвращающиеся удостаиваются такого приема?
– Ты – не все, – сказала Белла с ноткой легкого упрека. – Мы не ожидали твоего возвращения. И потому оно стоит праздника.
– Вы все пережили столько трудностей. Честное слово, я почти ощущаю себя мошенником, отлынивавшим от всей важной работы.
– Брось это, а то я специально буду резка с тобой, если заподозрю, что ты и в самом деле так думаешь.
Такахаси принял предложение робота-дворецкого долить вина в бокал. Их сделали в наноплавильне: чудеса хрустального изящества, ножки сплетены из десятков нитей не толще волоса, легких, как инверсионный след реактивного истребителя.
– Когда ты привезла меня с корабля, – заговорил он, имея в виду посольство «фонтаноголовых», – то сказала, что на «Хохлатом пингвине» мнения разошлись и команда отнюдь не единодушно согласилась опускаться на Янус.
– Все это случилось давным-давно. Нет смысла ворошить старое.
– Я слышал, именно ты привела «Хохлатый пингвин» сюда и решила не пробовать вернуться домой.
– А что бы ты сделал на моем месте?
Такахаси посмотрел сквозь стекло бокала на привлекательную женщину.
– Думаю, в то время я бы не согласился, но сейчас, глядя с высоты прошедших лет, уверен: ты поступила правильно. Вы бы не вернулись домой. «Глубокая шахта» и ООЭ не стали бы спасать нас.
– Да, взгляд из будущего очень помогает здравомыслию. Жаль, что не все проявили его в нужное время.
– А Светлана посадила тебя в тюрьму. Наказала за спасение всех нас.
К горлу Беллы подкатил ком. Она редко теперь упоминала про изгнание и про былые распри.
– У Светы были свои причины, – проговорила Линд, наслаждаясь мгновенным ощущением величия и силы, какое дает великодушие. – Если бы я послушала ее, мы бы, скорее всего, вообще не попали в «зону захвата».
– Но у тебя были не менее веские причины не слушать ее.
– Да. Но мой поступок все же ошибка. Я надеялась искупить ее позже, но…
Она умолкла. Сказать что-либо еще в свою защиту показалось бестактным.
– Это стоило тебе дружбы со Светланой.
– Мы обычно смотрели на все одинаково. И я привыкла считать ее хорошей подругой, – произнесла Белла и замолчала, наблюдая за неторопливой жизнью вечеринки. – Но знаешь, дружбу начальника с подчиненным трудно поддерживать даже в гражданской организации. Удивительно уже то, что наша дружба продержалась так долго.
Она пожала плечами, пытаясь сделать вид, что это уже прошло, забыто и не важно.
– И как давно ты говорила с ней в последний раз?
Белла улыбнулась – вопрос совсем нетрудный:
– Мы не обменялись ни словом с тем пор, как «Хохлатый пингвин» сел на Янус.
Он покачал головой, пораженный и ужаснувшийся:
– Это почти столько же, сколько я лежал мертвым!
– Да. Кажется, так.
– Белла, это неправильно.
Она ощутила легкое раздражение. И зачем ему, едва вернувшись из мертвых, читать ей мораль? Но Белла постаралась не выдать досады.
– Майк, я пыталась. Конечно, я не просила вернуть нашу дружбу. Я даже не просила ее поговорить со мной, послать письмо. Я всего лишь хотела, чтобы она позволила мне хоть крупицу человеческого достоинства, хоть тень признания того, что я не просто зло, каким Света, очевидно, считала меня. Но я не получила ничего.
– Думаешь, она ненавидит тебя?
– Когда вдруг заканчивается по-настоящему крепкая дружба, такое часто случается.
Майк повернул бокал, глядя на вино:
– Вряд ли у мужчин бывают такие отношения. Конечно, если они не любовники. У меня никогда не случалось настолько крепкой дружбы с парнями. С одним я состоял в напарниках восемь лет. Помогал ему со скафандром, ходил с ним на вахты снаружи, напивался вместе с ним – и только через восемь лет узнал, что он женат. – Такахаси рассмеялся, качая головой. – У нас не возникало желания узнавать подобное друг о друге. А ведь мы были лучшими напарниками по наружным работам, каких я только знаю.