Затем резко посмотрел на Свету:
– Я не помню, чтобы «небо» было раньше.
– Его и не было, – ответила она. – Спикане построили его вокруг нас перед тем, как мы стали замедляться. Наверное, это вроде заслона, чтобы защитить нас во время торможения.
– Как давно они сделали «небо»?
– Больше года назад. Оно уже сыграло свою роль – мы прибыли в спиканскую структуру живые и здоровые. Как ты сейчас.
– Спиканскую структуру, – выговорил он с улыбкой.
– Ты помнишь ее? – спросила она, улыбаясь в ответ. – Это здорово.
Улыбка исчезла с его лица.
– Да, я помню спиканскую структуру, – проговорил он снова голосом ровным, лишенным всякого выражения.
– Так вот, мы сейчас в ней. За двести шестьдесят световых лет от дома. Но мы долетели – и живы. Мы сумели. Теперь осталось только добраться назад.
– Я помню… да, – медленно сказал он.
– Джим, успокойся, – выдохнул встревоженный Перри.
– Я… помню. – Чисхолм нахмурился.
Лицо его омрачилось и затем потеряло всякое выражение, стало пустым и мертвым, как тогда, когда он только что снял шлем. Не лицо, а скорее посмертная маска, почти лишенная индивидуальности и выразительности.
– Простите…
Светлана потянулась через стол, взяла его за руку:
– Джим, все в порядке. Я знаю, тебе сейчас очень трудно, но все будет хорошо, поверь мне. Ты теперь с друзьями. Мы позаботимся о тебе.
– Простите, – повторил он.
Из его горла вырвался всхлип, будто вокруг нее затягивалась невидимая удавка.
– Мне так жаль…
– Джим!
– Простите.
Он застонал ритмично, словно охваченный кошмаром, тяжело и хрипло дыша. Лицо исказилось мукой. Стоны сделались отчаянным криком, какого Светлана не слышала раньше и не хотела услышать больше никогда. Казалось, отчаяние Джима переросло в кромешный ужас, будто в голове просыпалось огромное, неподъемное людям знание, и стон был единственной человеческой реакцией на него.
Джим умолк, и его молчание показалось страшнее стона. Судорожно дыша, взмокший от пота, он обвел всех круглыми, полными ужаса глазами.
Затем закрыл их и обмяк, наклонившись вперед, а голова бессильно повисла, упершись в ворот шлема.
Возвращаясь в Крэбтри, они уложили Джима на пол «Крестоносца». Чисхолм был жив, дышал ритмично, но оставался без сознания. Не сняв скафандр, едва ли можно было помочь ему.
– Попробуем разрезать? – предложила Дениз вполголоса, будто опасаясь лежащего на полу Чисхолма. – Если будем медленно… ведь не придется беспокоиться о разгерметизации?
– Главное, соблюдать осторожность, – ответил Эксфорд, коснувшийся горла Джима, проверяя пульс. – Если начнется сердечный приступ – будем резать. И с ножом к нему только я подойду. Пока его состояние стабильно. Если придется, я, наверное, смогу подвести к нему капельницу.
– Согласен с Райаном, – подал голос Перри. – Должен быть способ достать его из скафандра, не разрезая. Не следует повреждать скафандр без крайней нужды.
Он опустился на колени возле Джима и провел рукой вдоль сглаженного бугра нагрудника. Там не было экранов, выходов или розеток, но сверху, у слияния нагрудника с основным материалом, виднелась мозаика фигурных панелей. Конечно, они могли оказаться лишь украшением, но почему именно здесь, а не в другом месте? Самое логичное место для управления – как раз поверх нагрудной панели. Туда удобно дотягиваться одетой в перчатку рукой, тыкать небрежно пальцем. Перри тронул самую левую кнопку в форме равностороннего треугольника.
– Осторожно, – прошептала Светлана. – Тут может быть и кнопка самоуничтожения.
– Интересно, как же мне определить эту самую кнопку? – Перри глянул на жену.
Затем он снова посмотрел на скафандр и прижал большим пальцем треугольник. Послышалось несколько фраз на незнакомом языке. Голос женский, спокойный и властный.
– Кто-нибудь понял? – осведомился Перри.
– Не-а. – Надис взяла шлем и держала его у самого уха, чтобы лучше слышать.
– Попробуй еще раз, – посоветовала Светлана.
Перри опять нажал. Шлем заговорил, похоже повторяя ранее сказанное, но суровее. Перри выждал пару секунд и снова нажал. Голос прозвучал еще тверже и суровее, будто предупреждая: он повторяет в самый последний раз.
– Не иначе, она говорит: не то нажал, – резюмировал Перри. – Так и кажется, что она выговаривает: «Я уже три раза сказала».
– Зачем на панели делать кнопку, если ее нельзя нажимать? – поинтересовалась Света.
– Я вот что думаю, – сообщила Дениз, постукивая пурпурными ноготками по серой поверхности шлема, – быть может, ее имеет смысл нажимать только в том случае, когда шлем наденут?
– Не исключено, – согласился Перри.
– Дай-ка мне посмотреть, – сказала его жена, опускаясь рядом на колени. – Ты же давил на треугольник?
– Угу. Он может значить что угодно.
– Или что-то весьма специфическое и очевидное, – сказала она и обвела взглядом всех в каюте. – Народ, треугольник. Три стороны.
– Что-то не доходит пока, – пожаловался Перри.
– Три газа: СО2, О2, N2. Нет смысла регулировать тримикс, если шлема нет! Может, она и говорит: «Надень шлем, болван, тогда я и смогу помочь тебе».
Перри рассмеялся.
– Ну, не иначе!
– А какой следующий символ?
– Три горизонтальные полоски друг над другом.
– Нажми.
Голос зазвучал снова – на этот раз спокойнее, и фразы другие.
– Кто-нибудь узнал это? – спросила Светлана.
– Я – нет, – ответил Перри. – Хотя звучало похоже на японский. Но не японский.
– Может, китайский? – предположила Надис. – Наверное, стоит позвать Вана…
– Вряд ли это китайский, – ответила Света, покачав головой. – Но кажется, мы на верном пути. Это что-то восточное, азиатское, язык, который слышали мы все. Чужое наречие, невольно западающее в память во время отпуска, когда слышишь его вокруг. Мы распознаем звучание, структуру, но не содержание.
– Отчего именно «во время отпуска»? – спросил Перри.
– Мне упорно вспоминается поездка на дайвинг много лет назад. Кажется, одна инструктор так говорила со своим приятелем. Я тогда была совсем зеленой – ни сертификата, ничего. В общем, забава для чайников… черт возьми, где ж это было? Наверное, Пхукет.
– Пхукет… Это который в Таиланде? – осведомилась Дениз.
Перри вдавил кнопку снова, заставив скафандр повторить те самые фразы. В интонации теперь не чувствовалось ничего бранящего либо сурового.