Колокольчики звякнули в очередной раз, и даос не опустился наземь, а начал подниматься, медленно, рывками, словно курица. Дружинники замолкли, кто-то ахнул, кто-то гулко сглотнул.
– Во дает, и муди… мудрость не мешает, – произнес Нерейд.
Нефритовая Жаба повел рукой, извернулся, его понесло в сторону «огненных холмов». Те выплюнули навстречу длинный, дрожащий язык пламени, и задымившийся даос с воплем устремился к земле.
Шлепнулся, точно выроненная аистом лягушка, но отряхнулся и как ни в чем не бывало побежал назад.
– Рожденный квакать летать не может, – сказал Ивар.
Изрисованный рунами Шао Ху двинулся вперед медленно, осторожными шагами, время от времени останавливаясь, описывая зигзаги. Из-под ног его полетели облачка пепла, на корке спекшейся от неистового жара почвы возникла цепочка аккуратных следов.
Но «огненные холмы» на хэшана не отреагировали, даже когда он подошел вплотную к одной из черных скал.
– Ха, кажется, получилось, – в голосе Нерейда прозвучала такая гордость, словно он сам все сделал. – Что, подъем?
Арнвид обернулся и замахал рукой, Ивар первым встал с мягкой травы.
– Эти руны сделают вас невидимыми для стерегущих границу чар, – сказал эриль, когда дружинники столпились вокруг. – Конунг, давай, ты первым… поворачивайся спиной, и не шевелись.
Пока на нем рисовали, Ивар не ощутил ничего особенного, лишь в самом конце кольнуло где-то в брюхе, хотя возможно, что это произошло само по себе, без участия Арнвида. Осторожно двинулся по следам Шао Ху, уже скрывшегося за «огненными холмами».
С каждым шагом сердце билось чаще, губы то и дело пересыхали, черные скалы приближались, становились видны трещины на их поверхности, рисунки, изображавшие то ли жутких птиц, то ли изуродованных людей.
Когда один из «холмов» вздрогнул, породил язык пламени, Ивар ухватился за рукоять меча, словно тот мог чем-то помочь. Но огромная каменюка, напичканная смертоносным колдовством, успокоилась, и он затопал дальше, изо всех сил отгоняя желание рвануть бегом.
Не только стыдно показать страх, а еще и опасно – вдруг бегущего «огненные холмы» заметят, несмотря на руны?
За черными скалами начинался не особенно густой лес, под ветром шелестели ветви огромных деревьев, солнечные лучи переливались в кронах. Порхали огромные птицы, цветастые, как ожившие драгоценные камни, изумрудные, шафрановые, кроваво-алые, слышались их голоса.
Оказавшись между двумя «великанскими зубами», Ивар мгновенно вспотел, почувствовал себя брошенной на сковородку рыбой – жар был такой, что ощущался даже сквозь подошвы, пот мгновенно высыхал, оставляя на коже разводы соли. Но затем стало легче, под сапогами вновь зашуршала трава, и он облегченно вздохнул, оказавшись в тени исполинских деревьев.
– Слава Шакьямуни, – сказал Шао Ху, и на невыразительной его физиономии обнаружилось облегчение. – Я опасался, что эти странные знаки не подействуют, или подействуют не так, как хотел Арнвид.
– У него обычно действуют, – Ивар поднял руку, чтобы вытереть пот, который, воспользовавшись тем, что жар остался за спиной, потек в изобилии. – Да так, что только успевай прятаться…
Не успел очухаться, как рядом оказался Кари, затем подошел Нерейд, раздраженно встряхнул шевелюрой. Последним собственным способом воспользовался сам эриль, и когда добрался до остальных, физиономия была довольной, точно отбил Фрейю у великанов, да еще и воспользовался ее благодарностью.
Когда вступили в лес, с ближайшего дерева сорвалась крупная птица, ало-золотая, словно халат даоса, полетела прочь, роняя пламенеющие перья, напоминавшие лепестки огромного цветка.
– Священный фэнхуан, – с дрожью в голосе произнес Нефритовая Жаба, – появляется в Чжунго, когда Сын Неба мудр и справедлив, а Дао велико, обильно и чисто.
– Это феникс, что ли? – спросил Арнвид. – Слыхал о таком, они к нам иногда залетают…
А Ивару вспомнилась жар-птица, которую ловили в саду владыки фэйри Оберона.
Походила на фэнхуана, только он был крупнее, мог похвастаться клювом как у орла и коротким хвостом.
– Может, пристрелим одного на ужин? – предложил Нерейд, но оба ханьца уставились на него с таким возмущением, что Болтун изобразил смущенную улыбку и сделал вид, что он вообще не при чем.
Шли меж деревьями, чьи стволы напоминали колонны из желтого, серого и голубого мрамора, а листья – пластинки из драгоценных камней. По роскошной траве пробегали разноцветные блики, сотни солнечных зайчиков скакали по зарослям, в тени росли цветы размером с колеса.
Когда сверху донесся жужжащий звук, Ивар поначалу не обратил на него внимания.
– А вот это можно подстрелить? – спросил Нерейд.
Между облаками разноцветной листвы скользило существо, похожее на пчелу, но размером с утку. Трепетали прозрачные крылышки, поблескивало жало длиной с человеческую руку.
– Птица циньюань, – сказал Нефритовая Жаба, – она несет…
Летучая тварь, словно услышав собственное имя, метнулась вниз, жужжание стало громче. Ивар понял, что она пикирует на них, выхватил меч и махнул им, но лезвие разрезало только воздух.
В лицо толкнулся воздушный кулак, ругнулся Нерейд, и послышался вскрик Скафти, а затем глухой удар.
– Что такое? – конунг развернулся.
Разрубленная пополам циньюань лежала у подножия могучего дерева, а секира Скафти была заляпана желтой слизью. Но в боку Утробы, уйдя в тело на ладонь, торчало жало, и могучий воин медленно бледнел, а ноги его дрожали.
– Арнвид, быстрее! – гаркнул Ивар.
Эриль подскочил к Скафти, подхватил его, и с помощью Кари уложил наземь, вынул секиру из ослабевших пальцев. Рядом оказался Нефритовая Жаба, принялся шарить в своей поклаже, доставать горшочки, куски смолы, но лицо даоса было мрачным, в глазах читалась растерянность.
Утроба хрипел, дышал с трудом, на губах пузырилась пена, сильное тело сотрясали корчи.
– Она ядовитая? – спросил Ивар.
– Циньюань несет смерть всему живому, – сказал Нефритовая Жаба. – Если поразит дерево, то оно засохнет, если поразит животное, оно испустит дух… Боюсь, что мгновения жизни этого воина сочтены, небесные души готовятся вознестись к престолу Нефритового Императора, а земные – уйти к «желтым источникам».
Арнвид чертил руны на груди Скафти, но те гасли, не успев разгореться, даос обреченно перебирал снадобья, движения были судорожные, неуверенные, а пена на губах Скафти понемногу багровела.
Он открыл глаза, попытался улыбнуться, но вышла дикая гримаса.
– Что за позор… – вместе со словами изо рта полетели кровавые слюни. – Умру… от укуса пчелы…
Даже приподнялся, и тут же рухнул, дыхание прервалось.
– Все, – сказал Ивар. – Надо же… и тут, в Куньлуне можно умереть, а кто-то говорил, что здесь не бывает зла.