Данте быстро прошел по узкому проходу между палатками торговцев чулками на виа дельи Кальцайуоли и вышел на площадь Сан Джованни.
Земля на протяжении двухсот с лишним локтей — от врат баптистерия до старых римских стен — была выровнена. Там возвышались мощные несущие конструкции нового собора, разделенные на три нефа высокими прямоугольными колоннами. Стены по сторонам были построены до уровня окон, а возле трансепта [8] была уже почти закончена апсида с тремя нишами. Великий Арнольфо установил там опоры огромного купола, которому предстояло венчать собой самую большую церковь христианского мира.
Поэт прошел на стройку, увертываясь от тачек и спускавшихся сверху канатов. Внутри собора, на месте будущей дароносицы, в центре огромного кирпичного восьмиугольника будущего купола стояли длинные деревянные столы на козлах. Данте издали узнал архитектора, склонившегося над разложенными на столах чертежами.
Данте незаметно подошел к нему со спины и некоторое время с восхищением молча следил за тем, как Якопо несколькими мастерскими штрихами нарисовал мелом деталь арки, что-то объясняя стоявшему рядом с ним мастеру. Идеальный круг барабана будущего купола у них над головами казался всевидящим божьим оком, следившим за тем, чтобы человеческая гордыня не подвигла людей на строительство новой вавилонской башни.
Архитектор повернул голову и заметил Данте. Сначала он выглядел недовольным появлением поэта, но потом улыбнулся одними губами и поднялся.
— Мессир Алигьери, мы польщены тем, что флорентийский приор посетил нашу маленькую стройку. К сожалению, мастера Арнольфо сегодня нет. Полагаю, вы пришли, чтобы осведомиться о ходе работ?
— Нет. Я пришел к вам. Хотя и не могу удержаться от того, чтобы выразить восхищение невероятным мастерством, которое проявляете здесь вы и Арнольфо.
— Ко мне? — спросил с озабоченным видом Якопо, не обращая внимания на похвалу.
— Да, к вам. Я хотел кое-что узнать об убитом художнике. Думаю, вы знали его лучше других.
Якопо пожал плечами:
— Ну да. Мы с мастером Амброджо общались. Хотя он и принадлежал к особой корпорации, члены которой предпочитают не иметь дела с посторонними. Однако в Риме мы часто работали рука об руку. Впрочем, должен сказать, что мы не были друзьями. Кроме того, мы недолго работали вместе. В один прекрасный день Амброджо бросил работу и уехал. Приехав сюда с Арнольфо, я не ожидал застать здесь Амброджо.
— А как вы считаете, мастер Якопо, — спросил Данте, не спуская глаз с архитектора, — мастеру Амброджо действительно не было равных в Италии в искусстве мозаики?
Архитектор ответил на сразу.
— Амброджо был большим мастером своего дела. Сам Бонифаций поручил ему украсить мозаикой стены вокруг своего надгробия в храме Святого Петра, — равнодушным тоном сообщил он поэту.
— Но вам, кажется, не по душе его стиль?
— Время не стоит на месте, мессир Данте. Из Франции к нам пришел новый стиль, а мастер Амброджо по-прежнему работал на византийский манер, упорно повторяя одни и те же застывшие формы. Его манера прославляла величие государей, но вряд ли была созвучна нашему времени, когда народ решительно заявил о себе. Но вы же сами видели его мозаику в церкви и наверняка заметили, какая она суровая и величественная.
— Да, я видел эту мозаику… Мне сказали, что первоначально она должна была изображать нечто совсем другое — древо жизни, аллегорию Творения. Вы не знаете, почему мастер Амброджо вдруг взялся за другой сюжет?
— Не знаю. Может, он и не начинал работать над древом. Поначалу он долго кружил по храму, в глубокой задумчивости…
— Словно не знал, что лучше изобразить?
— Да. Или… — Архитектор внезапно прикусил язык с таким видом, как будто о чем-то чуть не проболтался.
— Или?
— Казалось, он чего-то боится.
— Чего?
— Не знаю. Но, что бы это ни было, это явно как-то связано с Римом.
Данте задумался.
— Думаете, новая тема мозаики как-то связана с этими страхами? — наконец спросил он. — Может, Амброджо хотел рассказать своим произведением именно о них?
Якопо стал с затравленным видом озираться по сторонам. Казалось, ему очень хочется закончить этот разговор и вернуться к работе.
— Но вы ведь наверняка подозреваете, чего именно боялся мастер Амброджо, — не отставал от него поэт.
Якопо не ответил и отвернулся, но Данте ухватил его за плечо.
— Между прочим, в распоряжении Магистрата есть средства способные развязать язык кому угодно.
— Мы работали вместе с Амброджо в храме Сан Паоло… И там говорили… Там говорили разное о смерти папы-отшельника Целестина V… — пробормотал Якопо.
— Ну и что? Все знают, что его приказал убить Бонифаций.
Архитектор, кажется, непритворно удивился.
— Нет, мессир Данте! Папа Бонифаций не отдавал такого приказа. В Риме шепотом рассказывали о том, что Бонифаций пришел в ярость, узнав о кончине Целестина, и три дня проклинал смерть, лишившую его надежды узнать нечто очень важное…
— Нечто очень важное? — удивленно спросил Данте.
— Да! Какие-то тайные знания, которые Целестин якобы унес с собой в могилу…
Данте не верил своим ушам.
Да нет! Не может быть! Наверняка эти пустые сплетни распускают приближенные злодея Бонифация, чтобы снять с него обвинение в убийстве!..
— Какие еще тайные знания?
— Это никому не известно. Но, может, Амброджо об этом знал. И, возможно, не только он!
Данте пытался осмыслить услышанное.
— Не только он? Кого вы имеете в виду?
— Когда мы работали в храме Сан Паоло, в соседнем монастыре проживали законники, занимавшиеся чем-то особенным по приказу Бонифация.
Поэта озарила догадка.
— Вы имеете в виду Антонио да Перетола, знатока законов с вашего Третьего Неба? Он тоже там жил?
Якопо молча кивнул.
— Возможно, именно он поможет вам, мессир Данте. Он был довольно близок к людям, распускавшим всякие слухи…
Данте посторонился. Прямо перед ним кран с противовесом поднимал кирпичи. Это приспособление заинтересовало поэта. В сущности это был простой рычаг Архимеда, но огромного размера — излюбленное устройство мастеров с севера.
— Вижу, у вас тут много таких кранов.
— На большой стройке без них никак.
Поэт осмотрелся по сторонам. От старой церкви Санта Репарата сохранились лишь остатки древних стен по периметру. Скоро и они исчезнут под полом нового храма…
Подняв глаза ввысь, Данте попытался представить себе, на что будет походить законченное сооружение.