Поэт слушал, затаив дыхание. Он не знал этого языка, на котором не говорили ни христиане, ни иудеи, ни сарацины. Антилия подалась вперед. Покрывало опустилось и обнажило ей шею. Данте показалось, что у него в груди вспыхнуло жаркое пламя, опалившее все его существо. Он увидел татуировку, поднимавшуюся откуда-то снизу, где покрывало прятало грудь танцовщицы.

Ярко-красная голова змеи, увенчанная странным гребнем. Василиск из загадочных стран Востока?

Подумав о том, откуда поднимается это чудовище, Данте почувствовал невероятное возбуждение. Теперь уже он искал взглядом глаза танцовщицы, но Антилия прятала от него взгляд. Ее песня замерла на высокой томительной ноте и утихла. Потом танцовщица медленно встала, снова глянула на поэта и удалилась к себе за занавеску на другом конце таверны. Все собравшиеся за столом проводили ее взглядами. Первым пришел в себя и заговорил Чекко Ангольери. Он начал рассуждать в своей обычной шутливой манере о прелестях танцовщицы, едва скрытых легким шелковым покрывалом. Впрочем, его, кажется, никто не слушал.

— О счастливчик! — завистливым тоном воскликнул Антонио. — Ведь Антилия пела для вас, мессир Данте! А раньше она ни для кого не пела!

Данте покраснел. Перед его мысленным взором все еще стояли бездонные глаза этой женщины и красная змея, извивавшаяся на ее теле.

Глава IX
Studium florentinum

19 июня, утром

Тело танцовщицы, бронзовое и соблазнительное, было первым, о чем он подумал, когда проснулся. Данте понимал, что ему надо как-то избавиться от этого наваждения. Такое влечение порочно и опасно. Поэт не сомневался в том, что эта женщина принесет ему только несчастье.

Данте попробовал сосредоточиться на делах управления городом. В тот день заседания Совета не намечалось, но внутренний голос подсказывал ему, что из Магистрата лучше не уходить. Остальные пять приоров были способны на все. Ими правили низость, честолюбие и тупая жестокость — три греха, поразившие Флоренцию. Чтобы спасти ее, требовались мудрость, знания и интуиция Данте.

И все же в голове поэта вновь и вновь возникал образ Антилии.

Он прислушался, но не услышал ни голосов, ни звука шагов. Казалось, все обитатели монастыря покинули его. Данте вышел из своей кельи и быстро осмотрел остальные. Нигде никого не было.

Может, остальные приоры действительно разошлись по домам. Очень хорошо! Можно спокойно заняться расследованием преступления! Поэт уже осмотрел место, где оно было совершено, и соседние улицы, а также подумал о том, кто мог быть убийцей. При этом он еще не изучил как следует труп жертвы. Тело мастера Амброджо отвезли в госпиталь Мизерикордия. К этому времени главный врач этого госпиталя наверняка уже осмотрел труп. Как знать? Вдруг этот пьяница обнаружил что-нибудь ценное!

Данте представил себе старого доктора. Обманщик и извращенец! Очередной плод нынешнего упадка науки, не имеющий ни малейшего понятия ни об элементарной астрологии, ни о физиотерапии, ни об учении о влаге и жидкостях человеческого организма, как простых, так и сложных! Как же он занял свой пост?! Да потому, что происходил из рода недавно разбогатевших граждан Флоренции, постоянно воровавших общественные средства. При этом он зубами вцепился в свою должность. Данте пообещал себе рано или поздно разобраться с этим врачом. И с проклятым капитаном городской стражи! И со многими другими!

Поэт быстро пошел к выходу. Он дошел по двору монастыря до самых его ворот, не встретив ни одной живой души. Выходит, отсюда действительно все ушли! Выходит, политические вопросы решаются теперь не в Магистрате, а в домах у богачей за ломящимися от яств столами?.. Какое падение нравов! Зачем же строить Магистрату новый дворец?! Его пустой внушительный каркас как нельзя лучше символизирует современное правосудие, от которого нечего ждать справедливости. Чем не римская триумфальная арка?!

Перед галереями у рынка Орсанмикеле, как всегда в будние дни, толпился народ. К своему удивлению, Данте заметил среди остальных Августино и Антонио, разговаривавшего с человеком, стоявшим к нему спиной. Оба ученых тоже увидели Данте и направились к нему, немедленно перестав шептаться с незнакомцем, который тут же поспешно удалился, не показав своего лица.

— Мессир Данте! — воскликнул Антонио. — Вы здесь по делам?

— Или выслеживаете убийцу? — спросил Августино.

— Я занимаюсь и тем и другим, ведь приору положено бороться со злом!

— Значит, вы уже забыли прекрасную и таинственную Антилию и решаете теперь новую загадку? — спросил Антонио.

Данте показалось, что в тоне его голоса все еще звучит раздражение тем, что танцовщица оказала ему особое внимание.

— Да, — буркнул поэт. — При этом наша встреча может быть мне очень полезной. Вы наверняка сможете мне помочь, потому что мне хотелось бы узнать побольше о том, как вы собираетесь создать во Флоренции Studium. Кто пригласил вас к нам? Кто автор всего этого замысла? Говорят, что за идеей создать университет во Флоренции стоит Бонифаций…

Антонио с Августином быстро переглянулись с таким видом, словно обменялись тайными посланиями, и снова посмотрели на Данте.

— Да никто нас сюда не приглашал, — ответил Антонио. — Папа поддерживает создание университетов, потому что они распространяют течения мысли, помогающие ему спорить с богословами императора. Однако Бонифаций не оказывал на нас никакого давления. Мы все прибыли во Флоренцию по доброй воле, и каждый — своим путем. Мы познакомились друг с другом во Флоренции и почувствовали, что нам не хватает учебного заведения, которое распространяло бы столь любимые нами знания.

— Понятно и весьма похвально. Прискорбно лишь то, что погиб мастер Амброджо.

Антонио с Августином опять переглянулись, но не поддержали предложенную поэтом тему.

— В Италии уже есть четыре важных университета, — задумчиво пробормотал Данте. — Studium florentinum станет пятым…

Опять — пятым!.. Пять мастеров мозаики. Пятиугольник, начертанный поверх незаконченной мозаики. Пять возможных предателей, погубивший Дамиетту… А теперь еще — пять университетов!

Погрузившись в размышления, Данте лишь краем уха слушал то, что говорили Антонио с Августином. Теперь поэта преследовала цифра пять, не походившая на остальные.

Бог — един! Адам и Ева… Необъятная и недоступная человеческому разуму Пресвятая Троица… Четверо всадников Апокалипсиса. Четверо Евангелистов… Четыре основных природных материи…

Как Данте ни старался, ему было не вспомнить что-нибудь важное, состоящее из пяти частей.

Семь греческих мудрецов… Семь чудес света… Девять небес… Двенадцать апостолов…

У поэта складывалось впечатление, словно пять — какое-то проклятое число.

Пять каких-то предметов… Пять состояний… Пять эпох…