На этот раз Хью не спросил, нравится ли ей эта ласка, – не было необходимости. Сара выдохнула его имя и, прежде чем он успел сказать хоть слово, кивнула.
«Моя», – подумал он снова, и это было самым невероятным, потому что совсем недавно полагал – нет, знал, – что нет такой женщины, которую он захотел бы назвать своей.
Хью принялся нежно целовать ее: губы, нос, глаза… В нем так и бурлило осознание, что он полюбил, но Хью был не из тех, кто станет говорить о своих чувствах, и слова застряли в горле. За него ей все сказал поцелуй: головокружительно долгий, страстный. Хью очень надеялся, что Сара поймет: таким образом он предложил ей свою душу.
«Твой, – думал он. – Я твой».
Сара понимала, что не следует выходить из дома глубокой ночью. В Лондоне ей не позволяли покидать дом без компаньонки, и она прекрасно знала, что ночные прогулки в Беркшире также строго запрещены, но не находила себе места – ее словно что-то гнало на улицу. Ей было не по себе в собственной коже, и когда она встала с постели и коснулась ногами ковра, комната показалась чересчур маленькой, как и сам дом. Ей нестерпимо захотелось что-то сделать, ощутить прикосновение ночного воздуха к коже.
Раньше она никогда не испытывала ничего подобного, и если честно, объяснения для этого не было – вернее, она его не знала.
До этой минуты.
Он ей нужен. Хью.
Просто Сара об этом не догадывалась.
В какой-то момент между поездкой в экипаже, тортом и безумным вальсом на газоне Сара Плейнсуорт влюбилась в того, в кого не следовало.
Но он ее поцеловал, и… ей захотелось большего.
– Ты прекрасна! – пробормотал Хью, и Сара, впервые в жизни, поверила в это.
– Ты тоже мне нравишься.
Она коснулась его щеки, и Хью улыбнулся, хотя и было очевидно, что не поверил ей.
– Но это правда! – возмутилась Сара, но ничто не могло притушить ее улыбку. – Тебе придется поверить мне на слово.
А он только молча смотрел на нее, как на великую драгоценность, что позволяло Саре именно так себя и чувствовать. И все, чего она в этот момент хотела, – чтобы он тоже это чувствовал.
Он говорил всякие пустяки, несколько слов время от времени, и вряд ли ожидал что она эти слова запомнит, но Сара слушала и знала, что Хью Прентис не просто несчастлив, а хуже того – считает, что не заслуживает счастья.
Он не из тех людей, кто любит бывать в обществе, стремится к лидерству, но и в хвосте тоже плестись не желает. Хью был как одинокий волк, и не возражал против этого. Одиночество его угнетало, но в последние годы его спутником стало уничтожающее сознание собственной вины. Сара не знала, каким образом удалось Хью убедить отца позволить Дэниелу мирно вернуться в Англию, а затем отправиться на его поиски в Италию, но он это сделал, сделал для того, чтобы попытаться все исправить, и все же не был в мире с собой.
А он такой хороший: защищал девушек и единорогов; вальсировал, не выпуская из рук трости, поэтому не должен всю дальнейшую жизнь расплачиваться за единственную ошибку.
Сара Плейнсуорт ничего не делала наполовину и знала: если полюбила – значит, готова посвятить ему жизнь и заставить понять, что он заслуживает и счастья, и доверия, и преданности.
Она протянула руку и, коснувшись пальцем его губ, таких чудесных, прошептала:
– Иногда за завтраком я забываю, что нужно есть, глядя на твой рот.
По его телу пробежала дрожь. О как ей нравилось, что она способна вызывать в нем такие ощущения!
– А твои глаза… – продолжила Сара, осмелев. – Любая женщина убила бы, чтобы иметь такие глаза. Разве ты не знал?
Хью покачал головой, и что-то в выражении его лица – совершенно ошеломленном, даже потрясенном, – заставило ее улыбнуться.
– Я считаю тебя очень привлекательным и думаю… – Ее сердце пропустило удар, она поспешно прикусила губу. – Надеюсь, мое мнение – единственное, к которому ты прислушаешься.
Он склонился к ней и легонько коснулся губами ее губ, потом носа, лба, щек, поцеловал в глаза, вкладывая в свои поцелуи все, что испытывал в эту минуту.
Сара хрипло застонала, и он поймал этот звук губами. Его поцелуй был голодным, алчущим, и она впервые в жизни поняла, что такое страсть.
Нет, это больше чем страсть: необходимость, нужда.
Он нуждался в ней – она ощущала это в каждом его движении, слышала в хриплом дыхании. И с каждым прикосновением рук, с каждым движением языка он пробуждал в ней такую же потребность.
Она и не знала, что можно так яростно кого-то желать, вернее – жаждать.
Ее пальцы отыскали полу выбившейся из брюки рубашки, и рука скользнула под нее, легонько погладила теплую кожу. Мышцы Хью скрутило судорогой от ее прикосновения, и он резко втянул воздух.
– Ты не знаешь… – прохрипел Хью, – не знаешь, что делаешь со мной.
Сара видела страсть в его глазах, и это заставляло ее чувствовать себя желанной и всемогущей.
Выгнув шею, чтобы прикоснуться к его губам мягким мимолетным поцелуем, Сара прошептала:
– Расскажи.
Но он отстранился, покачал головой и пробормотал:
– Это будет моей смертью.
И снова поцеловал ее.
Саре было все равно, что именно она делала с ним, – главное, чтобы он не останавливался и продолжал делать с ней все эти восхитительные вещи.
– Сара… – выдохнул он, целуя ее.
– Хью… – прошептала она с улыбкой.
– Почему ты улыбаешься?
– Потому что мне хорошо.
Он коснулся ее щеки, и взгляд его был так выразителен, что на миг она забыла о необходимости дышать. Неужели в его глазах светилась любовь? Сара чувствовала, что любовь, хотя он и не произнес этих слов вслух.
– Нам следует остановиться, – первым опомнился Хью, одергивая ее сорочку.
Сара понимала, что он прав, но все же прошептала:
– К сожалению…
Хью невесело рассмеялся, так словно его терзала боль:
– О, ты и понятия не имеешь, как сожалею я!
– Но до рассвета еще есть время, – с надеждой сказала Сара.
– Нет, мы должны думать о твоей репутации, – отрезал Хью, поднося к губам ее руки. – Я не хочу ее погубить… сейчас…
От его слов Сара развеселилась.
– Означает ли это, что ты погубишь ее в другое время?
Он ответил ей тоже с улыбкой, подняв на ноги:
– Мне бы очень этого хотелось, но не погубить. То, что происходит между мужчиной и женщиной, называется иначе… – Его голос приобрел чувственные нотки. – То, что происходит между нами.