Накладных скопилось много. На липовые машины. На получение товара со склада. Все отпечатаны на типографских бланках.
– Что интересно, оформлены они с соблюдением всех правил, – пояснил Верзилин. – Те, которые на получение товара, вообще выполнены безукоризненно.
– То есть исполнитель знает толк в бумазюльках этих? – спросил Маслов.
– Не в бумазюльках. В официальный документах, – поправил следователь.
– В официальных бумазюльках, – не выдержал и поддел Маслов.
Ему бросилось в глаза, что все бланки были отпечатаны в киевской типографии.
– Киев, – кивнул он. – Интересно, как они попали к мошенникам?
– Это предстоит выяснить, – произнес Верзилин.
Маслов изучил печати на документах. Они были смазаны. На одной четко читался «Крив».
– Что за Крив? – спросил он. – Кривда? Кривой Рог?
– Дождемся заключения экспертов…
Во время обсуждения, выслушивая все стороны, Верзилин пододвигал к себе машинку и со скоростью пианиста колошматил по упругим клавишам настоящего «Ундервуда № 5». Этой черной, с круглыми клавишами и старомодным дизайном пишущей машинке исполнилось полсотни лет. И она была все еще надежна тем самым довоенным немецким качеством.
План следователь составлял не как это обычно принято, когда указывают только формальные мероприятия и срок исполнения. Его план был своеобразным произведением следственного искусства. Из материалов уголовного дела он тщательно выписывал все мало-мальски значимые факты, впечатывал их в план, потом шла строчка «версии», потом «необходимые мероприятия», потом – «срок и исполнители». И не на две странички, а на все тридцать-сорок. Зато там не было упущено ничего.
– Так, идем дальше. Главные вещественные доказательства. – Верзилин извлек из сейфа и положил перед оперативниками следующую папку, красную, завязанную тесемками. В ней лежали паспорта. – Это они оставляли потерпевшим в залог.
– Они что, не понимали, что больше их не получат? – спросил Маслов.
– Понимали, – сказал Крикунов. – Но иначе им бы деньги никто не дал.
– И оставили в руках следствия свои фотки, – сказал Маслов.
– Не думаю, что им так этого хотелось, – сказал Верзилин.
– Ну да, – кивнул Маслов, открывая паспорт – фотография там была, на ней угадывались черты лица, но как-то все нерезко, мутно. – А вообще их фото? Или посторонних лиц?
– Их, – заверил Верзилин. – Они не могли рисковать тем, что потерпевший откроет паспорт и увидит другое лицо.
Маслов взял следующий паспорт – там фотография держалась на честном слове – почти отвалилась.
– Это они специально так наклеивали, чтобы при передаче отковырнуть, – предположил он.
– Похоже на то, – согласился Крикунов.
Следующим вещдоком был пропуск в Сельхозуправление Свердловской области. В нем на фотографии глаза были выколоты чем-то острым.
– Это Рыжик, – сказал Крикунов. – Когда передавал пропуск, успел изуродовать свою фотокарточку.
– На экспертизу паспорта отдавали? – спросил Маслов.
– Часть отдавали, – кивнул Верзилин. – По трем заключения я уже получил. В одном переклеена фотография. В двух – полностью изменены данные.
– Точно, – кивнул Маслов. – По госплановскому эпизоду меня с самого начало удивило имя в паспорте – Адеис. Я в музей этнографии звонил. Мне там сказали, что такого имени в природе не существует.
– Юмористы, – хмыкнул Крикунов. – Клуб веселых и находчивых.
– Надо отметить, что в ряде регионов с самого начала расследование велось халатно, – произнес с недовольством Верзилин. – Протоколы составлены поверхностно. Половина необходимых мероприятий не проведена и даже не запланирована. Так что приходится устранять недочеты.
– Халтура на производстве, – улыбнулся Маслов.
– Вот именно, – согласился Верзилин. – Эта халтура нас и губит. На производстве. В следствии. Кто-то халтурит. А кто-то устраняет последствия этой халтуры… По паспортам я направил дополнительные запросы, чтобы провели проверки. Но уже сегодня ясно, что все они числятся утерянными или похищенными. В основном в Киевской, Запорожской и Днепропетровской областях.
– И бланки оттуда, – поддакнул Крикунов. – И сами «автомобилисты», судя по всему, тоже оттуда.
– Зачем им оставлять такой след? – спросил Маслов.
– Потому что они не верят, что мы сведем преступления со всего Союза воедино, – уверенно произнес Крикунов, который вычислил эту серию, анализируя сообщения о мошеннических действиях и обратив внимание на однотипность способа исполнения и примет преступников.
– Итак, мои предложения. Я готовлю указания членам нашей группы на местах по устранению недостатков и проведению мероприятий. – Верзилин положил ладонь на распухший план, и стало понятно, что следователи и оперативники на ближайшее время распрощаются с выходными и вечерами в кругу семьи. – Но главное направление удара, которое позволит захватить инициативу, – это Украина. Они там. И мы их там найдем.
– Я так понял, мне собираться в командировку? – спросил Маслов.
– И лучше в ближайшие дни…
Когда оперативники вышли от следователя, Маслов спросил:
– Слушай, а Верзилин в армии офицером не служил?
– С чего ты взял? – поинтересовался Крикунов.
– Да очень строгий. И формулировки чеканные – направление удара, боевая задача. В милиции такие в редкость.
– В точку попал. Он был начальником штаба полка в авиации или в ПВО. Попал под хрущевское сокращение. Стал следователем. И в гору пошел. Такого въедливого и настырного следака больше нет. Ему плевать на чины и звания. Прет вперед танком, как считает нужным.
– И начальство ни во что не ставит, – поддакнул Маслов, припомнив, что следователь говорил о руководителях различных уровней.
– Он фанатик работы. И сдохнет, но не поступится принципами. За это его ценят и многое прощают.
– Да. Прощать, я думаю, ему есть что, – улыбнулся Маслов, имевший возможность оценить стиль общения следователя…
Варнак насмешливо оглядел прибывших и спросил:
– Кто такие?
– Да вот, Варнак, говорят, к тебе, – сказал фиксатый.
Варнак, пожилой, коренастый, с длинным лошадиным морщинистым лицом, встал, прошелся, подошел к стоящим в центре просторной комнаты армянам и полюбопытствовал:
– Вы откуда такие лихие взялись?
– Из Армении приехали, – ответил Баграм. – К вам, Варнак-джан, нас послали. Сказали, вы человек уважаемый. Помочь можете.
– И кто же послал?
– Главный в нашей семье.