Но поспать долго не удалось. В Запорожье в купе зашли две девчонки в цветастых платьях – как оказалось, студентки Запорожского сельскохозяйственного института, едущие на практику до станции Чертомлык. Павлюченков помог им пристроить чемоданчики. И девчонки уселись чинно, как на экзаменах, напротив оперативников – строгие и неприступные.
– Девчата, а вы слышали, как заяц устроился председателем колхоза работать? – спросил Павлюченков.
– Нет, – недоуменно посмотрела на него особо строгая брюнетка.
– Ну так слушайте…
В общем, следующие часы – это были сплошные анекдоты, житейские истории, взрывы смеха, шуточки, иногда фривольные, и нескончаемое балагурство. Павлюченков был в ударе, и Маслову невольно пришлось включаться в этот балаган, толкая замшелые одесские истории. При этом Павлюченков объявил, что они такие веселые, потому что журналисты-фельетонисты. Он сам спецкор «Крокодила» в Киеве, а Маслов – заместитель главного редактора «Мурзилки» из самой Москвы. Всё было принято за чистую монету.
На станции Чертомлык мужчины вытащили девушкам чемоданы на перрон. Распрощались. При этом Павлюченкова брюнетка даже чмокнула целомудренно в щечку.
Когда поезд тронулся, Маслов с облегчением вздохнул:
– Уф, ну и выдали мы концерт по заявкам.
– Да. – Павлюченков с оттенком грусти посмотрел на половину тетрадного листка, где аккуратным женским почерком были выведены адреса, имена и телефоны девушек. Положил в пепельницу и поджег зажигалкой.
Огонь быстро съел листок, так что едва не разлетелись искры, которые Павлюченков притушил, капнув из стакана чаем, и вздохнул:
– Двое детей и ревнивая, но любимая жена. Так что студенткам не хватит места в моем пламенном сердце.
– Зато языком от души помололи, – хмыкнул Маслов.
– Это да. – Павлюченков посмотрел на часы. – Скоро уже будем.
Он взял полотенце и отправился чистить зубы и умываться…
Кривой Рог встретил жарой и пылью. Вещи они оставили в камере хранения – некрасиво вести разговор, заявившись с чемоданами и сумками.
– Еще бы вспомнить, как нужное место найти, – задумался Павлюченков, стоя на Вокзальной улице.
– Сусанин, – поморщился Маслов.
– Я не Сусанин. Я только учусь… Нам направо, к улице Савельева…
Через десять минут они вышли на узенькую улочку из старых домов, где стоял дощатый павильон с надписью: «Изготовление ключей. Металлоремонт».
– Здесь и обитает Француз, – проинформировал Павлюченков.
В павильоне посетителей не было. Молодой парень со скрежетом пилил на станке металлическую заготовку. За стойкой, сидя на стуле, почитывал газету «Известия» пожилой мужчина.
– Привет честному народу, – воскликнул Павлюченков прямо на пороге.
Француз поднял на него глаза. Лицо его удивленно вытянулось, и радости в нем не читалось. Зато присутствовала плохо скрываемая досада.
– Здоров, коль не шутишь, – буркнул он, поднимаясь со стула и протягивая руку.
– Не рад мне? – вздохнул Павлюченков. – А я о тебе вспоминал все годы. Благо вспомнить есть чего.
Француз скривился.
– Поговорим? – спросил киевлянин.
– А это кто? – кивнул Француз на Маслова.
– А это наш человек. Надежный.
– Погуляй, – велел Француз своему племяннику. – Сходи домой, обед принеси.
Парень кивнул и покинул помещение.
– Не буду ходить вокруг да около, – сразу взял быка за рога Павлюченков. – По стране идет серия мошенничеств. По волчьим паспортам, которые все отсюда. Кому твои гаврики продавали паспорта?
– Так разве с ходу скажешь? Я же за спиной у каждого щипача не стою.
– Француз, вот только не надо вынуждать меня угрожать и унижать. Я это умею.
Француз задумался. Потом кивнул:
– Был такой шустрый парень. Сивухой кличут. Не местный, откуда-то из Ворошиловграда. Он покупал.
– Как выглядит?
– Невысокий, рыжий… – Француз слово за слово выдал все, что знал о Сивухе.
Маслов записывал его откровения в блокнот.
– Ну, бывай. – Напоследок Павлюченков похлопал главного карманника по плечу. – Спасибо за содействие.
– А, – только махнул рукой Француз.
Оперативники вышли из павильона. Им предстояло добраться до местного УВД. Там отметить командировочные удостоверения. Созвониться с Москвой и Киевом. И двигать дальше, в Запорожье.
– Ты заметил, что он юлил? – спросил Маслов.
– Он всегда такой, – хмыкнул киевлянин. – Не обращай внимания.
– Как-то быстро он все вспомнил. И показалось мне, что он еще что-то знает.
– Вряд ли, – возразил Павлюченков. – От меня он ничего утаивать бы не стал.
– Тебе виднее, – кивнул Маслов.
Но осадочек у него на душе все-таки остался…
Давид с детства охотился на самую разную дичь. В том числе и на волков. Вот и то, чем он занимался сейчас, напоминало ему охоту. Только не на зверя, а на человека.
Армяне третий час сидели в засаде. Расположились на пригорке, откуда открывался вид на поселок. Совсем рядом переливались огни большого города. Новые районы Запорожья наступали на окрестности и вскоре неминуемо поглотят их. Ну а пока здесь были невзрачные деревянные дома в окружении садов и лесопосадок. Тишина – только собаки брешут да проедет редкая ночная машина. И еще невнятные возгласы иногда доносились из находящегося под наблюдением дома.
Дом был просторный. Во дворе стоял мотоцикл «Урал». За домом шли ряды плодовых деревьев. Ухоженный участок освещала болтающаяся под порывами ветра лампочка на столбе. Она давала возможность различить людей, иногда появляющихся на пороге, чтобы покурить. Вся надежда была на Давида, что он с его зоркими глазами разглядит рыжего мошенника.
Показывая издалека нужный дом, Шалый заверил:
– Человек сказал, что Сивуха будет на катране обязательно. Только вы не светитесь. Там собираются люди ушлые, не вам чета. И у них ухи на макухе.
Катран – это такое местечко, где собираются уважаемые люди поиграть в карты на деньги. Когда-то, до революции, это были клубы и рестораны, но советская власть загнала азартных игроков в подвалы, бани, заброшенные цеха, избы, а то и в леса – бывало, игра шла на расставленных на лесных полянах столах.
Когда еще не стемнело, было отлично видно, как на катран прибывают люди – кто на такси, кто на мотоцикле с коляской, а кто и пешком от автобуса. Народу набилось немало.
Как стемнело, армяне выбрали позицию в одичавшем вишневом саду за жесткой изгородью кустарника. И теперь терпеливо ждали.