– Исполнилось семнадцать! – повторил его светлость. – Моя дорогая, я не могу этого сделать.

– Я еще молода?

– Вы еще слишком молоды, дитя мое.

Горация с мужеством отчаяния задрала подбородок.

– Я ведь стану старше, – отважно заявила девушка. – Н‑не хочу оказывать д‑давление на вас, но меня находят вполне благоразумной.

– А вы знаете, сколько лет мне? – поинтересовался граф.

– Н‑нет, но моя кузина, миссис М‑Молфри, говорит, что вы ни на д‑день не старше тридцати пяти.

– А вам я разве не кажусь слишком старым? – предположил он.

– Немножко д‑да, но, г‑глядя на вас, этого не скажешь, – любезно сообщила ему Горация.

Он коротко рассмеялся в ответ на ее слова:

– Благодарю вас, – и поклонился. – Но мне кажется, что тридцатипятилетний мужчина будет очень неподходящим мужем для семнадцатилетней девушки.

– П‑прошу вас, не д‑думайте об этом! – искренне взмолилась Горация. – Уверяю вас, что д‑для м‑меня это не имеет никакого значения. С‑собственно говоря, т‑теперь мне кажется, что я бы с удовольствием вышла за вас.

– Неужели? – удивился он. – Вы оказываете мне большую честь, мадемуазель. – Он подошел к ней, и она встала. Граф взял ее руку и на мгновение поднес к своим губам. – Так чего же вы все-таки от меня хотите?

– Есть одна очень важная вещь, – призналась Горация. – Я бы не с‑стала просить вас о ней, но ведь мы с вами з‑заключили сделку, разве нет?

– В самом деле? – осведомился его светлость.

– Но ведь так оно и есть! – воскликнула Горация. – Вы же х‑хотите через ж‑женитьбу войти в нашу семью, не так ли?

– Я начинаю думать, что хочу, – заметил его светлость.

Горация нахмурилась:

– Но, насколько я поняла, именно ради этого вы и сделали предложение Л‑Лиззи.

– Вы совершенно правы, – заверил он ее.

Девушка выглядела удовлетворенной.

– И вы не х‑хотите, чтобы жена вмешивалась в ваши д‑дела. Так в‑вот, я могу пообещать, что н‑не буду.

Его светлость вперил в собеседницу загадочный взгляд.

– А что взамен?

Она придвинулась ближе.

– Не м‑могли бы вы с‑сделать что-нибудь для Эдварда? – взмолилась она. – Я решила, что с‑спасти его может только одна вещь – п‑покровитель!

– И я… э‑э… должен буду им стать? – полюбопытствовал его светлость.

– А в‑вам этого очень н‑не х‑хотелось бы?

У графа вновь чуть приподнялись уголки губ, но лишь легкая дрожь в голосе выдавала его истинные чувства:

– Я буду счастлив помочь вам, мадемуазель, насколько это в моих скромных силах.

– Б‑большое вам с‑спасибо, – совершенно серьезно ответила Горация. – Понимаете, тогда они с Лиззи смогут п‑пожениться. А маме вы скажете, что предпочитаете взять в жены меня, не так ли?

– Быть может, не в таких выражениях, – сказал граф, – но я постараюсь донести до нее эту мысль. Но я пока не вижу, как могу предложить такой обмен, не раскрыв факта вашего визита ко мне.

– О, об этом м‑можно не б‑беспокоиться! – жизнерадостно воскликнула Горация. – Я с‑сама ей обо всем расскажу. Но с‑сейчас мне пора уходить. Никто не знает, где я, и они могут н‑начать беспокоиться.

– Но сначала мы должны выпить за нашу сделку, вы не находите? – сказал граф, поднял маленький позолоченный колокольчик и позвонил в него.

В ответ на призыв вошел лакей.

– Принесите мне… – граф скосил взгляд на Горацию, – миндального ликера и два бокала, – сказал он. – И мой экипаж пусть ждет у дверей через десять минут.

– Если… если экипаж д‑для меня, – сказала Горация, – то отсюда до Саут-стрит рукой подать, сэр.

– Но я бы предпочел, чтобы вы позволили мне сопровождать вас, – сказал его светлость.

Дворецкий лично принес миндальный ликер и поставил тяжелый серебряный поднос на стол. Его отпустили коротким кивком, и он с сожалением ушел. А ему так хотелось собственными глазами увидеть, как милорд выпьет бокал миндального ликера.

Граф наполнил два бокала и протянул один девушке.

– За нашу сделку! – провозгласил он и сделал героический глоток.

Глаза Горации озорно блеснули.

– У м‑меня такое ч‑чувство, будто мы здорово п‑поладим! – ответила она и поднесла бокал к губам.

Пять минут спустя его светлость вновь вошел в библиотеку.

– А, Арнольд, – сказал он. – Я тут нашел для вас кое-что.

– Да, сэр? – вставая, произнес мистер Гисборн.

– Вы должны приобрести для меня капитанский чин, – сказал граф. – Капитанский чин… в Десятом пехотном полку, по-моему, но я уверен, что вы разберетесь.

– Капитанский чин в Десятом пехотном? – эхом откликнулся мистер Гисборн. – Но для кого, сэр?

– Как же его зовут? – задумался его светлость. – Ястреб… Выпь… Нет, Херон! [14] Да, именно так – Херон. Для мистера Эдварда Херона. Вы знакомы с мистером Эдвардом Хероном?

– Нет, сэр, не знаком.

– Увы, – вздохнул граф, – я тоже. Для нас все выглядит неловко, но я твердо верю в вас, Арнольд! Вы разузнаете все об этом Эдварде Хероне.

– Я постараюсь, сэр, – ответил мистер Гисборн.

– Боюсь, что доставил вам массу хлопот, – повинился его светлость, уже готовясь уходить. У самой двери он оглянулся. – Кстати, Арнольд, полагаю, вы пребываете в некотором заблуждении. Честь принять мое предложение руки и сердца мне оказывает младшая мисс Уинвуд.

Мистер Гисборн был поражен и не стал этого скрывать:

– Мисс Шарлотта Уинвуд, сэр? Младшая же мисс Уинвуд, насколько мне известно, едва успела закончить пансион для девочек.

– Совершенно определенно это не мисс Шарлотта Уинвуд, – заявил граф. – Из первых уст мне доподлинно известно, что ничто на свете не заставит мисс Шарлотту выйти за меня замуж.

– Господи помилуй, милорд! – только и смог пробормотать окончательно сбитый с толку мистер Гисборн.

– Благодарю вас, Арнольд. Вы меня утешили, – отозвался его светлость и вышел из комнаты.

Глава 3

Свидетельницами возвращения младшей мисс Уинвуд на Саут-стрит стали обе ее старшие сестры, следившие за нею из окна гостиной. Ее отсутствие не осталось незамеченным, но поскольку привратник сообщил взволнованной гувернантке, что мисс Горация ушла в сопровождении своей служанки, то особой тревоги никто не испытывал. Поступок Горации был сочтен странным и весьма своевольным, но потом все решили, что она выскользнула тайком, дабы купить ярко-красные ленты, увиденные ею в витрине лавки продавца галантерейных товаров, или отрез набивного ситца на платье. Во всяком случае, такова была версия Элизабет, каковую она изложила своим мягким, умиротворяющим голосом. Это вполне удовлетворило леди Уинвуд, возлежащую на софе с флаконом нюхательной соли в руке.