Посему появление городского экипажа, запряженного парой великолепных гнедых лошадей в сверкающей сбруе, поначалу удостоилось лишь пары мимолетных взглядов, пока не стало очевидным, что сия роскошная карета намерена остановиться как раз у двери дома под номером двадцать.
Шарлотта воскликнула:
– Боже, кто бы это мог быть? Мама, к нам посетитель! – Прижавшись носом к стеклу, она продолжала: – На дверце имеется герб, но отсюда я не разберу… Лиззи, по-моему, это лорд Рул!
– О нет! – пролепетала Элизабет, прижимая ладонь к сердцу.
К этому времени лакей на запятках уже спрыгнул на землю и распахнул дверцу экипажа. От изумления глаза у Шарлотты полезли на лоб.
– Это же Хорри! – ахнула она.
Леди Уинвуд в отчаянии стиснула свой флакон с нюхательной солью.
– Шарлотта, мои нервы! – умирающим голосом простонала она.
– Но, мама, это правда! – настаивала средняя дочь.
Элизабет тем временем охватили дурные предчувствия.
– Боже, что она могла натворить? – прошептала она, опускаясь в кресло и заливаясь смертельной бледностью. – Надеюсь, ничего… ужасного!
На лестнице раздались торопливые шаги, дверь распахнулась от сильного толчка, и перед ними предстала Горация, разрумянившаяся и ясноглазая, размахивавшая шляпкой, которую она небрежно держала за ленты.
Руки леди Уинвуд нащупали мягкий круглый платок, покрывающий ее голову.
– Милая, сквозняк! – простонала она. – Моя бедная голова!
– Хорри, пожалуйста, закрой дверь! – сказала Шарлотта. – Разве можно врываться столь бесцеремонно и шумно, зная, какие расшатанные у мамы нервы?
– Ой, простите меня! – сказала Горация и осторожно притворила за собой дверь. – Я забыла. Л‑Лиззи, все устроилось, и ты выйдешь з‑замуж за Эдварда!
Леди Уинвуд села на софе.
– Господи помилуй, она бредит! Горация, что ты… чем ты занималась?
Горация небрежно отшвырнула в сторону накидку и с размаху опустилась на низенькую табуретку подле софы матери.
– Я была с визитом у лорда Рула! – провозгласила она.
– Так я и знала! – голосом Кассандры [15] откликнулась Элизабет.
Леди Уинвуд, со стоном смежив веки, откинулась обратно на подушки. Шарлотта, глядя на пугающую неподвижность матери, завизжала:
– Бессердечная девчонка! Неужели у тебя совсем не осталось сострадания к нашей дорогой мамочке? Лиззи, нашатырный спирт!
Нашатырный спирт, нюхательные соли и венгерская вода [16] , втираемые в виски леди Уинвуд, вернули ее к жизни. Она открыла глаза и даже нашла в себе силы спросить:
– Что говорит это дитя?
Шарлотта, ласково поглаживая исхудавшую руку матери, сказала:
– Мама, умоляю, не стоит волноваться!
– Т‑тебе и впрямь н‑не о чем волноваться, м‑мама, – покаянно поддакнула Горация. – Я действительно виделась с лордом Рулом, но…
– В таком случае все кончено! – с трагичной покорностью судьбе провозгласила леди Уинвуд. – Теперь нам остается разве что ждать, когда нас поведут в долговую тюрьму. Сама я против этого ничуть не возражаю, поскольку дни мои сочтены, но вот моя красавица Лиззи, моя милая Шарлотта…
– М‑мама, в‑выслушай же меня, в к‑конце концов! – не выдержала Горация. – Я все объяснила л‑лорду Рулу и…
– Боже милостивый! – воскликнула Элизабет. – Только не Эдвард!
– Да, Эдвард. Разумеется, я рассказала ему об Эдварде. И он н‑не ж‑женится на тебе, Лиззи, зато он п‑пообещал стать вместо этого п‑покровителем Эдварда…
Леди Уинвуд вновь пришлось прибегнуть к укрепляющему воздействию нюхательных солей, после чего она слабым голосом потребовала, чтобы ей сказали, чем она заслужила столь суровую кару.
– И еще я объяснила ему, ч‑что ничто на с‑свете не заставит Шарлотту в‑выйти за него замуж, и он, как мне показалось, н‑ничуть не обиделся.
– Теперь мне остается, – со спокойной решимостью провозгласила Шарлотта, – лишь умереть со стыда!
– О Хорри, дорогая моя! – всхлипнула Элизабет, смеясь сквозь слезы.
– А потом я спросила его, – с торжеством закончила Горация, – не хочет ли он жениться на м‑мне. И он ответил с‑согласием!
На мгновение ее родственники лишились дара речи. Очевидно, леди Уинвуд решила, что ситуация вышла из-под контроля ее флакончика с нюхательной солью, позволив тому выскользнуть из ее пальцев на пол, а сама в немом замешательстве уставилась на младшую дочь.
Первой обрела голос Шарлотта:
– Горация, ты хочешь сказать, что имела нескромность, неприличие и… и дерзость просить лорда Рула взять тебя в жены?
– Да, – твердо ответила Горация. – Имела.
– И… и… – Шарлотте явно не хватало слов, – он согласился… жениться на тебе вместо Лиззи?
Горация кивнула.
– Он не мог, – заявила Шарлотта, – не заметить заикания.
Горация гордо выпятила подбородок:
– Я п‑первой заговорила с ним о з‑заикании, и он сказал, что оно ему н‑нравится!
Элизабет поднялась со своего кресла, обняла Горацию и прижала ее к своей груди:
– А почему нет? Милая моя, дорогая сестричка, я никогда не смогу отплатить тебе за то, что ты пожертвовала собой ради меня!
Горация покорно вытерпела объятия.
– Знаешь, говоря по правде, Лиззи, я с радостью в‑выйду за него замуж. Но я все время с‑спрашиваю себя: ты уверена, что не х‑хочешь этого сама? – Девушка напряженно вглядывалась в лицо сестры. – Т‑ты и в‑вправду любишь Эдварда с‑сильнее?
– Ох, любовь моя!
– Тогда я тебя не п‑понимаю, – заявила Горация.
– Не следует полагать, – решительно заявила Шарлотта, – будто лорд Рул принял все за чистую монету. Можете мне поверить, он счел Хорри взбалмошным ребенком.
– Н‑нет, не с‑счел! – мгновенно ощетинилась Горация. – Он г‑говорил совершенно искренне и н‑нанесет маме в‑визит сегодня, в три часа пополудни.
– Не ожидаете же вы, что я смогу встретиться с лордом Рулом лицом к лицу? – трагическим голосом осведомилась леди Уинвуд. – Я готова провалиться сквозь землю!