Меня резко обогнала черная тонированная «девятка», затормозила перед носом джипа; вторая уперлась в задний бампер, врубила дальний свет.
Кто-то видел, как мы возвращались с Даукеном, кто-то выследил нас – и принял меня то ли за заказчика, то ли за курьера; мне дали отъехать от дома Даукена, от поселка на пустынную трассу… Мой шофер, которого я не взял к Даукену, сдал меня, рассказал кому-то, что я не настоящий ооновец? Что буквы UN – ширма? Даукен послал их?
Километрах в тридцати впереди была бензоколонка на перекрестке дорог; там иногда, раз в два или три дня, дежурил экипаж дорожной инспекции. Вот только бензина мало, я рассчитывал заправиться на обратном пути – как раз на той колонке, что впереди.
Если бы я боялся, я бы остановился; но страх погнал вперед. Я притормозил и, когда «девятки» притормозили тоже, съезжая на обочину, вывернул руль вправо, переехал неглубокий кювет и дал газ. К моему счастью, обе «девятки» рванули за мной – если бы одна осталась на асфальтовой дороге, мне пришлось бы хуже. А так они потеряли время, побуксовав в кювете, одну машину пришлось толкать, и я успел оторваться на расстояние, делающее бессмысленной стрельбу. Я поехал к бензоколонке, только по пустыне, и, влекомые инерцией погони – или опасающиеся снова застрять в кювете, – «девятки» рванули по моим следам.
К заправке я вылетел из-за холма, до нее оставалось метров двести или триста.
С двух сторон от единственной колонки стояли два черных «Гелендвагена», два джипа-призрака, что встречались мне в эти недели на шоссе, огибающие Бетпак-Далу. Видимо, меня гнали на них, как загонщики подводят зверя под выстрел охотника.
Деваться было некуда. Если бросить машину и попробовать укрыться – заметят, выследят. Развернуться, таранить одну из машин погони? Усиленный отбойником передок «Ниссана» выдержит, но что потом, бензина-то на донышке… И тут я заметил, что из бензобаков обоих «геликов» торчат заправочные шланги; они не ждали меня, подъехали только что, две или три минуты назад.
На заправке я развернул машину так, чтобы видны были надписи UN, выскочил и бросился к «Гелендвагенам» с криком «Спасите!». Решение пришло само – авось хозяева джипов брезгливо пожалеют ооновца, попавшего в переплет…
«Девятки», как меньшие хищники перед большими, не решились подъехать к черным джипам. Наружу выбрались преследователи – восемь человек, два пистолета и помповое ружье, кочевые казахи, с детства привычные к оружию, но не по-солдатски, а по-пастушески. Обычные трассовые налетчики; может, Даукен их послал, передумал отпускать меня, знающего теперь его секрет? Городские «братки», наверное, отступились бы при виде двух «Мерседесов», а эти спокойно пошли вперед, словно чувствовали, что окрестная пустыня на их стороне.
А я наконец рассмотрел двоих людей, стоявших около джипов – джипов с новенькими российскими номерами, которые только-только начали выдавать! Они были не менее странными пришельцами здесь, чем я сам; судя по выучке, военные или милиционеры, спецподразделения или что-то похожее.
Один поднял руку, останавливая меня; сзади молча подходили казахи. Стекло передней двери джипа поехало вниз, охранник коротко переговорил с кем-то внутри. И тут же показал мне – подходи.
Казахи не остановились; замедлили шаг, поднимая оружие. Оба джипа стояли слишком близко к колонке, были только что заправлены, – нехорошая ситуация для стрельбы. Тогда охранник, стоявший у правой машины, открыл заднюю дверь, взял с сиденья и навел на моих преследователей автомат.
…«Девятки» отъехали задним ходом, развернулись, и красные огоньки их стоп-сигналов начали удаляться в пустыню; один из водителей, ничего не спрашивая, пошел к моему джипу, а передо мной распахнулась дверь «Гелендвагена».
В салоне было темно, я различал только фигуру на заднем сиденье, человека невысокого роста.
– Здравствуйте, – сказал он. – Меня зовут Марс.
Голос был глубокий, сильный, хотя звучал тихо. И от пережитого ужаса, от страха, что меня оставят здесь, на бензоколонке, от ощущения издевки, – позывной он мне, что ли, свой сказал, – я ответил так, будто говорил с давним приятелем, известным хохмачом:
– А я Фобос.
Человек во тьме хмыкнул, потом негромко, словно привычка соблюдать тишину вошла в плоть его и кровь, но с удовольствием рассмеялся; смешок погрубее донесся и с переднего сиденья.
– Неплохо, неплохо, – сказал он. – Дело в том, что меня действительно зовут Марс.
И уже вперед, водителю:
– Трогай, Данила.
«Гелендваген» завелся и выехал с колонки.
Я понимал, чего от меня ждут, и честно рассказал про заказ отыскать Кастальского, про поход в Бетпак-Далу, про свое прошлое; только про воспоминания бабушки и деда Михаила не сказал ни слова.
Марс слушал, иногда что-то уточнял, просил объяснить, почему я определенным образом подумал или поступил. Я отметил про себя, что он профессионал в расспросах – и наверняка в допросах, уже начав догадываться, кто он такой, – в странствиях я уже встречал подобных ему.
В те годы по России и сопредельным странам ездили команды конкистадоров, проводивших своего рода инвентаризацию: кто владеет теперь особо интересными предприятиями, активами, насколько они защищены. Наполовину эти разведчики служили бизнесу, наполовину государству, и не понять было, чьи интересы первенствуют, да и есть ли на самом деле разделение интересов.
Марс явно был не из КГБ, а из армии; майор или, что скорее, подполковник. Чины невеликие, а в Марсе чувствовалась властность не по чину. Значит, либо военная прокуратура, либо особый отдел, либо, что вероятнее всего, армейская разведка. Действующий офицер? Отставник, входящий в круг доверенных лиц?
Марс задал мне еще несколько вопросов; у меня мелькнула мысль, что, подобно Кастальскому, он предложит мне работу. Но Марс всего-то предложил поужинать в кафе; кажется, он немного томился тут, в пустыне, томился в новой роли, которая, словно форма с чужого плеча, сидела на нем не очень ладно, и был просто рад возможности отвлечься, провести вечер с мелким плутом, с фальшивым сотрудником ООН – эта выдумка ему очень понравилась.
В последние минуты дороги – в городе по-прежнему почти не было света, только редкие отблески костров – я рисовал в воображении портрет Марса, сидящего во тьме напротив. В ресторанчике оказалось, что я угадал только одно: седые волосы.
В темноте он казался полноватым, добродушным, словно повар. А на свету я рассмотрел, что он хоть и невысок, не широк в плечах, однако крепок, словно гимнаст, маленький молотобоец, кующий подковы для пони; лицо не резкое, не командирское, простоватое, с татарскими раскосыми глазами – и в то же время серьезное, значительное. Я видел такие лица в старых альбомах, на фотокарточках военных годов, лица пастухов, крестьян, ставших волей войны лейтенантами, полковниками, генералами.
– Ребята сейчас подойдут, – сказал Марс, как бы недовольный тем, что вынужден пользоваться этим штатским словом «ребята», а другого не может найти.