Побег лошадей посеял тревогу в рядах насквозь промокших и промерзших фрей, вера которых в своего генерала серьезно пошатнулась, когда они увидели брошенные селения и поля. Они засомневались в его способности довести до конца безуспешную осаду Крепостей, а теперь их сомнения усугубились разгромом со стороны каких-то не обладающих боевым опытом горцев, поскольку битва, не завершившаяся победой, ими воспринималась как поражение. Они успокаивали себя тем, что лошади, вероятнее всего, испугались раскатов грома. Однако пение, отголоски которого доносил ветер, наряду со стонами, идущими, казалось, из самых глубин земли, произвело на них глубокое впечатление. Вскоре воины уже проклинали дожа за то, что он притащил их в эти негостеприимные края, а не на изобилующие виноградниками волнистые равнины на другом берегу Великой Северной Реки, где живут цивилизованные люди, а не дикие горцы.
Состояние Баладасте было не лучше. Сидя в парусиновой палатке, сквозь крышу которой непрерывно сочилась вода, терзаемый голодом и яростью, он то и дело высовывался наружу, чтобы посмотреть на небо, и отчитывал своих командиров, как будто вина за плохую погоду лежала на них. Он был убежден, что племена безмерно гордятся своим жалким сопротивлением его армии и наверняка рассчитывают на то, что это у них получится еще раз. Кровный договор с силами тьмы должен был принести ему победу и славу. Он прикажет вырезать всех, кто осмелился сопротивляться. Энда превратится в землю вдов и сирот, и еще долго никто и голову не осмелится поднять. А ему хватит этого для того, чтобы установить свое правление и дать отпор Гонтрану, а также гаута. Вот только он не учел проклятый климат своей родной страны.
Но наконец дождь прекратился. После почти пяти дней беспрерывного ливня в небе появились первые просветы между тучами, и дож лично отправился в поля, окружающие Скалу, только для того, чтобы убедиться, что они превратились в одну огромную лужу, в которой плавали сотни трупов людей и лошадей. Ворота крепости были открыты, и внутри царила полная тишина. Он отправил туда патруль, который, вернувшись, доложил, что ксибуру и в самом деле ее оставили. На мгновение у него промелькнуло желание занять Скалу с ее великолепным положением, позволяющим отражать любые нападения и контролировать территорию. С другой стороны, она могла превратиться в помеху, сковывавшую все его движения, а ему необходимо было спешить. Кроме того, решил он, племена не станут атаковать его здесь, где уже явственно ощущается смрад смерти и где воздух всего через несколько часов превратится в яд. Поэтому он решил снять лагерь и идти к Ключу Илене, главной дороге через горы. Это был город торговцев, а не воинов, и Баладасте был уверен, что завоевать его не составит труда. Он находился в двух днях пути, и дож решил выступать немедленно. К вечеру они уже были в процветающем селении Ларро, многие обитатели которого не ушли вместе со своими соседями барето, а остались на месте. Узнав о скором прибытии фрей, многие в испуге убежали. А над теми, кто остался, пришельцы поиздевались, как хотели. Генерал запретил убивать, ну так они и не убивали, а всего лишь насиловали, унижали и грабили. Всю ночь раздавался хохот оккупантов и плач несчастных крестьян, которые попали к ним в руки. Исчезли овцы, коровы, куры, зерно, сыр, солонина, бочонки с пивом и сидром. Все женщины, включая самых древних старух и маленьких девочек, были изнасилованы, как и многие мужчины и мальчики. Наконец после ночи ужаса над селением повисла мертвая тишина. На следующее утро наблюдатель, не знакомый с этими печальными событиями, при виде такого количества тел на земле мог бы решить, что видит поле, усеянное трупами, хотя более внимательный взгляд обнаружил бы армию пьяных или просто спящих солдат.
Баладасте и его командиры, как обычно, заняли самый лучший дом. Дож ел и пил, пока не пресытился, а затем упал на тюфяк, набитый сухой соломой на большой деревянной кровати в отдельной комнате и уснул, как не спал уже очень давно. Он проснулся с каким-то странным ощущением и увидел черную тень, которая медленно приближалась и наконец расположилась у него на груди. Он не мог даже шевельнуться, сердце бешено колотилось, и он ощущал ужасную тоску и уверенность, что сейчас умрет. Через какое-то время он задышал спокойнее и закрыл глаза, чтобы восстановить сердцебиение. Он не стал открывать их, даже когда услышал, что кто-то вошел в комнату.
– Принеси мне попить! – приказал он, думая, что это кто-то из его свиты.
– Я вижу, ты удобно устроился, герцог.
Укус змеи не заставил бы его вскочить с постели с бóльшим проворством. Тала, прекрасная, желанная, недоступная Тала стояла перед ним, в точности такая же, какой была, когда он увидел ее впервые. На ней была домотканая туника, подвязанная кожаным поясом, а длинные волосы она никогда не заплетала, что предавало ей столь притягательное сходство с дикаркой. Он вспомнил их последнюю встречу на охоте, неподалеку от Крепостей, и то, как плохо ему после этого было, словно кто-то его отравил. Но то, скорее всего, была галлюцинация, спровоцированная несварением желудка… Он как зачарованный смотрел на это воплощенное совершенство. Было нелепо предполагать, что она внезапно появилась посреди леса из ниоткуда… и все же… что она здесь делает? Не в силах задать этот вопрос, он позволил ей подвести себя к постели и погрузился в водоворот ощущений, которые могла вызвать у него только она, вплоть до потери чувств. Придя в себя, он подумал, что она уже исчезла, что это снова был всего лишь сон или галлюцинация, но она по-прежнему лежала рядом с ним, такая красивая, что он мог любоваться ею без устали.
– Кто ты? – спросил он, лаская ее грудь и чувствуя, как им снова овладевает потребность погрузиться в ее тело.
– Я та, кого ты хочешь во мне видеть, – ответила Тала.
– Нет, я хочу, чтобы ты сказала, кто ты на самом деле.
– Тебе это вряд ли понравится.
– Почему? Ты, может быть, ворожея?
– Я то, что ты пытаешься покорить, но это у тебя никогда не получится.
– Почему же тогда ты ко мне приходишь?
– Я к тебе не прихожу. Это ты меня ищешь.
– Я не понимаю.
– И не поймешь. Мужчины вроде тебя стремятся только к власти. Вы прибегаете к силе и порой достигаете желаемого, но, увы, ненадолго. Вы духи, обреченные на неудачу и забвение.
– О какой неудаче ты говоришь? Я первый генерал короля Гонтрана, и скоро у меня будет собственное королевство.
– Ты меня не получишь.
– Я говорю не о тебе.
– Я то, чего ты жаждешь, чего желаешь больше, чем чего бы то ни было.
– Конечно, я тебя желаю, – засмеялся он. – Но есть вещи, к которым я стремлюсь гораздо больше. Я могу иметь всех женщин, которых захочу, свет клином на одной тебе не сошелся.
– И ты готов отдать за меня жизнь?
– Что за вздор! Я не готов отдать жизнь ни за тебя, да, собственно, ни за кого бы то ни было. Хватит болтать, мне больше нравится, когда ты молчишь.
Он попытался ее обнять, но она выскользнула из его объятий, встала и начала надевать тунику.