Донна выключила зажигание и включила опять. На этот раз машина вообще не завелась. Она изо всех сил жала на педаль и, забыв про Тэда, ругалась последними словами. Куджо все еще смотрел на них.
Потом он лег у подъезда, словно успокоившись на их счет. Она возненавидела его за это еще больше.
– Мама… Ну, мама.
Откуда-то издалека. Это не важно. Важен сейчас только этот чертов маленький автомобиль. Он должен завестись. Она заведет его простой… силой… воли!
Неизвестно, сколько времени она просидела за рулем, яростно давя на газ. Каждый раз мотор всхлипывал, но все короче и короче, и наконец замолчал.
Она посадила аккумулятор.
Все.
Она очнулась, словно вынырнула из забытья. Вдруг вспомнился гастроэнтерит, который она подхватила в колледже, – когда, казалось, все ее внутренности вздымаются и падают вниз, и главное – успеть добежать до туалета. В тот момент у нее было ощущение, что какой-то невидимый маляр раскрасил мир заново. Вот и сейчас все цвета показались ей необычайно яркими.
Тэд сидел, прижавшись к креслу, засунув палец в рот и схватившись другой рукой за карман, где лежали Слова от монстров.
– Тэд, – позвала она. – Что с тобой?
– Мама, как ты? – прошептал он.
– Нормально. Ничего. По крайней мере ему нас не достать. Мы скоро поедем. Потерпи.
– Я боялся, что ты сошла с ума.
Она наклонилась к нему и крепко обняла. Волосы его пахли потом и шампунем «Не плачь». Она вспомнила о бутылке этого шампуня, стоящей на второй полке в шкафчике в ванной. Это казалось теперь таким далеким! Увидит ли она еще их ванную?
– Да нет, дорогой, что ты.
Тэд прижался к ней:
– Он ведь не достанет нас?
– Нет.
– Он не… Он не съест нас?
– Нет.
– Я его ненавижу, – сказал он горячо. – Хочу, чтоб сдох.
– Я тоже.
Она выглянула в окно. Солнце уже почти село. При мысли об этом она испытала суеверный страх, вспомнив о том, как в детстве боялась темноты.
Пес наблюдал за ними. Он бешеный, в этом она уже не сомневалась. Его безумные, бессмысленные глаза смотрели прямо на нее.
Это тебе кажется. Просто собака, хоть и бешеная. И так все плохо, а ты еще воображаешь невесть что.
Так она говорила себе. Чуть позже она себе сказала, что глаза у Куджо, как у некоторых старых портретов – куда бы ты ни пошел, кажется, что они следят за тобой.
Но пес и правда смотрел на нее. И… И в его взгляде она различала что-то знакомое.
Она попыталась отогнать эту мысль, но поздно.
Ты ведь его уже видела. Наутро после первого из ночных кошмаров Тэда, когда ты увидела в шкафу одеяла и его мишку сверху, тебе в первое мгновение показалось, что оттуда глядит кто-то с красными глазами, и это был он, это был Куджо, Тэд оказался прав, только монстр не в его шкафу… Он здесь…
…прекрати…
…ждал, когда мы…
Донна, прекрати!
Она посмотрела на пса, и ей показалось, что она поняла, о чем он думает. Простые мысли, повторяющиеся снова и снова в его безумном мозгу: Убей Женщину. Убей Мальчика. Убей Женщину. Убей…
«Перестань, – мысленно приказала она себе. – Это никакое не привидение из шкафа. Это просто бешеный пес. Скоро ты решишь, что он послан тебе Богом в наказание за…»
Куджо внезапно встал и снова исчез в сарае.
Она хрипло засмеялась.
– Мама! – насторожился Тэд.
– Ничего, ничего.
Она посмотрела в черную пасть гаража, потом на дверь дома. Заперта? Не заперта? Заперта? Она представила себе монету, крутящуюся в воздухе. Орел? Или решка?
Солнце село, от него осталась только бледная полоса у горизонта, не толще белой полосы посередине дороги. Скоро и ее не будет. В высокой траве запели сверчки.
Куджо так и не вышел из сарая.
«Спит? – думала Донна. – Или ест?»
Тут она вспомнила про еду, порылась между сиденьями и извлекла его корзинку и свою коричневую сумку. Термос вывалился, вероятно, когда машина начала дергаться. Она полезла за ним, разбудив уже уснувшего Тэда.
– Мама! Что ты…
– Хочу достать еду, – сказала она. – Термос упал.
– А-а. – Он снова откинулся на кресло и сунул палец в рот.
Она осторожно потрясла термос и услышала звон разбитого стекла. Жалко.
– Тэд, хочешь кушать?
– Я спать хочу, – ответил он сонным голосом, не вынимая пальца изо рта.
Она решила, что трогать его не стоит. Сон был его оружием – может быть, единственным, – и по времени ему уже пора спать. Конечно, дома он бы обязательно выпил перед сном стакан молока с печеньем… и почистил зубы… и попросил бы рассказать сказку…
Она почувствовала слезы, подступающие к глазам, и попыталась прогнать эти мысли. Открыла термос и налила себе молока. Взяла ягоду инжира. После первого куска она вдруг поняла, что страшно проголодалась, поэтому она съела еще три ягоды, четыре или пять оливок и запила это молоком. Потом посмотрела в сторону сарая.
Там появилась черная тень. Куджо.
Он следит за нами.
Нет, она не верила в это. Как и в то, что она видела образ Куджо в шкафу у своего сына. Не верила… Кроме какой-то ее части. Эта часть таилась в ее подсознании.
Она поглядела в зеркальце обзора на дорогу. Ее не было видно, но она знала, что дорога там и что по ней никто не проедет. Когда они были здесь в прошлый раз втроем на «ягуаре» Вика, они еще смеялись над этим, и Вик рассказал, что не так давно эта дорога вела к городской свалке Касл-Рока, но теперь ее перенесли в другое, более отдаленное место, и дорога оканчивалась знаком, извещающим: «Проезда нет. Свалка закрыта». Кроме Кэмберов, тут никто не жил.
Донна не могла представить, чтобы кому-нибудь взбрело в голову проехаться на старую свалку.
Особенно ночью.
Белая полоса на горизонте померкла, и стало темно. Луны на небе не было.
Невероятно, но и ей захотелось спать. Может, сон был и ее единственным оружием? Что еще оставалось делать? Пес никуда не ушел (по крайней мере, она так думала). Мотору нужно остыть. Потом она попробует снова. Так почему бы не поспать?
Бандероль на почтовом ящике. От Дж. Уитни.
Почему она вдруг подумала об этом? Что в этом такого? Она сунула пластиковую тарелку с оливками и кусочками огурца назад в корзинку и задумалась. От посылки ее ум скоро перешел к другой мысли, показавшейся необычайно яркой и бесспорной ее засыпающему рассудку.