Бекки придвинулась ближе:

– Вы слышали о Ричарде Фи?

Ричард Фи был вратарем.

– Его отправили в бостонский колледж.

– Но он же первый год в школе, – сказала Коринн.

– Я знаю. Не начнут ли они отбирать их, едва выйдут из чрева?

– Это странно, – согласилась Коринн. – Откуда им знать, каким он будет студентом? Он только что поступил в старшую школу.

Бекки и Коринн продолжили разговор, но Адам уже отключился и не слушал их. Женщины, похоже, не обратили на это внимания, и Адам охотно посчитал, что ему дозволяется покинуть двух леди и, может быть, остаться ненадолго наедине с собой. Он клюнул Бекки в щеку и отправился восвояси. Бекки и Коринн были знакомы с детства. Обе они родились в Седарфилде. Бекки никогда не уезжала из города.

Коринн повезло меньше.

Адам решил выкроить себе местечко на половине пути между группами матерей и отцов. Он оглядел компанию папаш. Трипп Эванс поймал его взгляд и с понимающим видом кивнул. Трипп, может быть, и сам не хотел тереться в этой толпе, но он был заводилой. «Местная знаменитость, – подумал Адам. – Вот и трудись».

Когда рожок протрубил окончание первой четверти, Адам посмотрел на жену. Она продолжала болтать с Бекки, обе выглядели оживленными. Адам задержал на них взгляд лишь на мгновение – потерянный, испуганный. Он слишком хорошо знал Коринн. Он знал о ней все. И парадокс, но из-за того, что он так хорошо ее знал, в словах незнакомца ему слышался отзвук правды.

Как мы будем защищать свою семью?

Протрубил рожок. Игроки вышли на поле. Каждый родитель встрепенулся и проверил, появился ли в игре его ребенок. Томас появился. Бекки продолжала разговор. Коринн притихла, молча кивала, но в центре ее внимания находился Томас. У Коринн с фокусировкой все было отлично. Поначалу Адаму нравилась в жене эта черта. Она знала, чего хочет от жизни, и направляла лазерный луч внимания на те цели, которые помогали достичь желаемого. Когда они познакомились, у Адама были неопределенные планы на будущее – что-то вроде работы на благо униженных и оскорбленных, – но он не представлял, где хочет обосноваться, какой образ жизни предпочесть, во что превратить свое существование и как завести семью. Все это виделось далеким и расплывчатым, и вдруг резким контрастом на его пути появляется женщина – импозантная, красивая, умная, которая точно знает, что им делать.

В сложившихся обстоятельствах это освобождало от многих проблем.

Именно в тот момент, когда Адам дошел до осмысления решений (или отсутствия таковых), которые привели его в день сегодняшний, Томас получил мяч, сделал обманное движение в центре поля, ушел вправо, отвел клюшку назад, размахнулся и прекрасным низким ударом отправил мяч прямо в угол.

Гол.

Матери и отцы взревели от восторга. Томаса окружили и поздравляли товарищи по команде, дружески хлопая по шлему. Сын стоял спокойно, следуя старинному совету: «Веди себя так, будто иначе и быть не могло». Но даже с большого расстояния, даже за маской и капой, Адам видел, что Томас, его старший сын, улыбается, что он счастлив, и понимал: это его, Адама, как отца задача первостепенной важности – сделать так, чтобы этот мальчик и его брат продолжали радостно и беззаботно улыбаться.

На что он ради этого пойдет?

На что угодно.

Однако от ваших действий и готовности к самопожертвованию зависит не все. В жизни есть место и удаче, и случайному стечению обстоятельств, и хаосу. Адам, конечно, будет делать все возможное для защиты своих детей. Но в то же время он откуда-то знал, причем с абсолютной уверенностью, что этого не хватит; что удача, случай и хаос имеют свои планы; что счастье и благополучие скоро растворятся в тихом весеннем воздухе.

Глава 7

К концу игры Томас забил два гола, чем обеспечил команде победу меньше чем за двадцать секунд до финального свистка.

В циничном отношении Адама к чрезмерному увлечению спортом была доля лицемерия: несмотря ни на что, когда Томас забил последний гол, Адам подпрыгнул, сжал руку в кулак и выкрикнул: «Да!» Нравится ему это или нет, но он почувствовал прилив чистой, неразбавленной радости. Эту радость порождало понимание того, что сын еще более счастлив, и вполне естественно и нормально для отца иметь такие чувства при успехах своего ребенка. Адам напомнил себе, что он не из тех родителей, которые живут исключительно жизнью своих детей или смотрят на лакросс как на пропуск в хороший колледж. Он любил лакросс по одной простой причине: его сыновьям нравилось играть в эту игру.

Но родители чего только себе не наговорят. Вспомним хорватского горбуна.

По окончании игры Коринн отвезла Райана домой на своей машине. Она собиралась приготовить ужин. Адам ждал Томаса на парковке у старшей школы Седарфилда. Было бы, конечно, проще забрать его сразу после игры, но существовали правила страхования, согласно которым детей должны были возвращать в школу на принадлежавшем команде автобусе. Поэтому Адам поехал вслед за ним в Седарфилд и вместе с другими родителями дождался, пока дети выгрузятся. Он вылез из машины и подошел к заднему входу в школу.

– Эй, Адам.

К нему приблизился Кэл Готтсман. Адам поздоровался. Отцы пожали друг другу руки.

– Мощная победа, – начал Кэл.

– А то.

– Томас играл чертовски здорово.

– И Эрик тоже.

Очки никогда не сидели на носу у Кэла как надо, вечно съезжали вниз, и Кэл был вынужден постоянно подталкивать их обратно указательным пальцем, но они тут же пускались в новое носовое странствие.

– Вы, кажется, чем-то расстроены.

– Простите?

– Во время игры, – пояснил Кэл. У него был своеобразный голос: с таким, что ни скажешь, получается жалобный скулеж. – Вы выглядели, не знаю, как это описать… озабоченным, что ли.

– Правда?

– Да. – Кэл подтолкнул очки кверху. – Я даже заметил в вашем выражении, как бы это лучше выразить… отвращение, что ли, да.

– Я не вполне понимаю, что…

– Когда я поправлял рефери.

«Поправлял», – язвительно подумал Адам. Но ему не хотелось вдаваться в подробности.

– Я даже не заметил.

– А должны были. Судья собирался свистнуть Томасу кросс-чек, когда тот получил мяч в зоне Х.

Адам поморщился:

– Я не понимаю.

– Я нарочно наехал на судью, – пояснил Кэл заговорщицким тоном. – Вы должны были оценить. Сегодня это пошло на пользу вашему сыну.

– Верно, – сказал Адам. Потом его вдруг заело: кто, черт возьми, этот мужик, чтобы подходить к нему с подобными разговорами? И он добавил: – А зачем мы подписывали спортивный кодекс чести в начале сезона?

– Какой?

– А тот, в котором обещали не оскорблять ни игроков, ни тренеров, ни судей, – пояснил Адам. – Тот самый.