На полпути в Атлантик-Сити я отодвинул ширму.
— Тони, — сказал я, — ты не мог бы остановиться у какой-нибудь заправки, мне ужасно хочется в туалет.
Я побежал в сторону магазина, накрыв голову плащом. Туалет оказался всего один, и тот был занят. Я попросил чего-нибудь попить и даже подумал, а не остаться ли здесь, сидеть себе и сидеть за чашкой тепловатого чая, а Тони попросить вернуться в Нью-Йорк и высадить Ребекку у Музея естественной истории. Тогда завтра утром она могла бы продолжить свое исследование, сути которого я так и не понял, несмотря на ее почти двадцатиминутное объяснение. Может, это было бы не просто правильно, может, это было бы самым лучшим выходом из положения. Я оставил бы для нее записку: «Поездка в Атлантик-Сити была ошибкой. Я надеюсь, что ты провела приятный вечер. Спасибо за все». Или еще что-нибудь в этом духе.
— У вас есть ручка и листок бумаги? — спросил я кассиршу.
Судя по всему, это была необычная просьба. Она покопалась в картонной коробке и выудила оттуда ручку и бумажную салфетку. Салфетка мне тоже годилась.
«Милая Ребекка, — написал я, — по зрелом размышлении я решил, что мысль поехать в Атлантик-Сити была ошибкой. Надеюсь, ты провела приятный вечер».
— Вы не дадите мне еще одну салфетку?
Текстом я остался недоволен. Смысл, разумеется, понятен, но мой текст должен был представлять собой и некую эстетическую ценность.
В эту минуту открылась дверь. Это была Ребекка. Она оставила свой дождевик в машине. Пробежав от машины до магазина, она вымокла до нитки.
— Черт побери! — воскликнула она. — Почему ты ничего мне не сказал?
Я скомкал исписанную салфетку; второй я придерживал пластмассовый стаканчик с чаем.
— Ты так крепко спала, наверное, тебя убаюкал водяной матрас. Тебе тоже чаю?
Она отрицательно помотала головой, подергала ручку двери туалета, но там по-прежнему было заперто. Теперь только часть волос у нее была подколота наверх. На близком расстоянии от нее разило потом, старым потом. Что она, боже милостивый, забыла на этой бензоколонке? Ей бы сейчас лежать дома в постели и видеть сны о каком-нибудь мужчине или об аборте. А что здесь делал я? Как я мог объяснить себе свое здесь присутствие?
Я работал в ночном магазине и влюбился в женщину, которая регулярно заходила туда съесть порцию овощной запеканки. Я стал писателем, не сказать чтобы совсем безвестным, но погряз в долгах, которые росли как снежный ком. Есть люди, которым трудно обуздывать свою ярость, — у меня такая же проблема с деньгами. И вот однажды, когда моя жена отправилась на конгресс в Вену, я поехал в Атлантик-Сити с другой женщиной, у которой были некрасивые руки и ноги. Об этом никому нельзя рассказывать: меня сочтут сумасшедшим.
— Нет, я не хочу чаю, — сказала Ребекка, — у меня такой странный привкус во рту.
Я сообразил, что в Европе сейчас почти семь утра и моя жена проснется меньше чем через час. Я должен что-то срочно написать, чтобы выплатить свой долг «Американ Экспресс». Что-нибудь такое, за что мне быстро заплатят, ибо «Американ Экспресс» уже начала проявлять нетерпение, однако что в наше время делается быстро? Статья о Звево тут мало чем могла помочь.
— Мне вдруг безумно захотелось играть, — сказала Ребекка. — Вначале я была не уверена, но теперь я знаю, что очень хочу, чувствую это всем телом. Ты умеешь в блек-джек?
— Нет, только в рулетку, мне не нужна иллюзия, что я могу как-то повлиять на игру.
— Вот как? — Она покачала головой.
Я заказал себе еще чаю. Не потому, что мне понравился его вкус, и даже не потому, что мне хотелось пить, просто надо ведь было чем-то заняться, пока мы с ней сидели и ждали, когда наконец откроется дверь туалета.
Я попытался представить себе, будто принимаю участие в конгрессе, где говорят о сновидениях. Я участвовал в конгрессах литераторов и даже однажды прочел короткий доклад на тему «Табу в литературе». Делегаты конгресса (все они тоже как один были писателями) встретили мой доклад с умеренным одобрением. Когда я кончил, один словенец даже воскликнул: «Совершенно верно, давайте больше не будем забивать себе голову разными табу, литература — это не детский сад». Его фамилии я не запомнил, потому отыскал в буклете его фотографию. В жизни он выглядел совсем иначе. В буклете говорилось, что этот человек живет в заброшенном замке и что ему дали приз за сборник стихов о лошадях; правда, с этими стихами можно ознакомиться только по-словенски. У него имелась брошюрка с переводом его стихов на английский, которую он вручал каждому, кто проявлял хотя бы малейший интерес.
Я проявил интерес. Я всегда проявляю интерес и выражаю горячую поддержку самиздатовской литературе.
Однажды вечером этот словенец сказал: «Да, что и говорить, писать стихи — это здорово, но по натуре я игрок».
— Иногда, когда у меня деньги есть, я играю в блек-джек, — сообщила Ребекка.
— Правда?
Я уже ни во что не верил, в том числе, что в пакете, который я притащил сегодня домой, действительно лежала статуэтка. Не исключено, что в нем лежали камни или была спрятана бомба.
— Ты бомба замедленного действия, — сказала моя жена однажды вечером, умываясь. — Я больше не могу с тобой жить. Я не выдерживаю стресса.
— Послушай, — сказал я Ребекке, прислонившись спиной к холодильнику, — давай поженимся?
Я слегка провел пальцами по ее щеке, но она неприязненно отбросила мою руку, словно считала, что незачем гладить ее по щеке в таком месте, как бензоколонка. А может, она вообще не хотела, чтобы я гладил ее по щеке. Вероятно, мне сперва следовало сказать: «Как вкусно пахнет твой пот!» Такие мелочи людей успокаивают. Прежде чем к человеку прикоснуться, нужно его вначале успокоить. Надо заставить женщину поверить, что все уладится и будет о’кей, стоит только ей разрешить вам к себе прикоснуться.
Я снова подергал за ручку двери, но с прежним успехом.
— Что у вас с туалетом? — спросил я кассиршу. — Там что, кто-то заперся?
— Если дверь закрыта, значит, там кто-то заперся.
— Я понимаю, но дверь закрыта уже очень долго, может, в этом туалете кто-то умер?
— Как, в туалете?! — удивленно воскликнула она.
— Иногда такое случается — порой люди умирают в туалете.
— В семь часов придет бригада по уборке — у них есть ключ.
Я посмотрел на Ребекку, но она, похоже, не переживала из-за туалета. Возможно, в эту минуту она раздумывала над моим предложением руки и сердца.
В каком-то журнале я прочитал, что для падения самолета необходимо, чтобы произошла целая серия фатальных ошибок. Одной фатальной ошибки недостаточно.
— Может, тут есть еще один туалет?
Кассирша пожала плечами:
— Потерпите.
— Легко сказать — потерпите.