Альбер Камю
Тринадцать лет назад
Губы Мэри непрестанно шевелились в безмолвной молитве, пока она вела дребезжащий двадцатилетний пикап вниз по опасной горной дороге. Снежные хлопья залепляли ветровое стекло и слепили фары, снижая видимость до какого-то жалкого фута.
Господи, пожалуйста, дай мне живой добраться до шоссе. Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы машина не грохотала.
От шоссе по сторонам змеями расползались узкие проезды, каждый из которых вел к приспешникам ее мужа – все они змеи, все до единого, все они с радостью вернут ее своему дьяволу. Один из них мог услышать ее.
Господь есть Дух, а там, где Дух Господень – там свобода [1] . Повторение этих стихов придавало Мэри так нужных ей сил. Это напоминало ей, что Господь – ее Пастырь. Он уведет ее и ее детей прочь от зла, по путям праведности, будет защищать их во все дни их жизни.
Она бросила взгляд на девочек, спавших на узеньком заднем сиденье кабины. Ее ласковые, прекрасные дочки… Господь благословил ее, но как же Он мог позволить ей так долго оставаться слепой и не видеть истины?
Я не знала, что он чудовище. Прости меня, Боже, я не знала.
– Я люблю тебя, – прошептала она.
– Я тебя тоже, мама.
Мэри едва сдержала крик.
– Я думала, ты спишь, малышка.
– Почему ты плачешь, мам?
– От счастья.
– Ты молишься… Я помолюсь с тобой.
– Спасибо.
– О чем мы молимся?
Что могла Мэри сказать невинному семилетнему ребенку? Что ее отец – чудовище? Что ее отец – прекрасный дьявол, падший ангел? Воплощенный Люцифер?
Она приближалась к воротам, которые, как она долго верила, защищали ее от внешнего мира. Снег усиливался, но она была слишком близко, чтобы тормозить. Пикап заскользил на наледи. Сердце ее подскочило, но она тут же взяла себя в руки.
– Спой маме песенку. Хорошую песенку.
С заднего сиденья послышался нежный голосок Ханны:
– Иисус меня любит, я знаю, нам Библия так говорит…
Господи, пожалуйста, пусть ворота будут открыты.
Мэри миновала последнюю дорогу, ведущую к последнему дому в этой крепости. Если ворота будут открыты, то они окажутся на свободе.
Она вдавила педаль газа, жадно, нетерпеливо; ее сердце бешено колотилось. Песенка Ханны утихла. Руки Мэри начали трястись. Пикап разогнался сильнее, чем она ожидала; женщина пыталась затормозить, но не могла шевельнуть ногой.
Она быстро сморгнула несколько раз, но перед глазами все плыло. Свет фар рассыпался искрами, искажая восприятие. Если она не затормозит, все разобьются.
Мэри бросила принимать таблетки уже несколько недель назад, но помнила это ощущение. Таблетки искажали истину и делали ее счастливой. Однако нынче вечером ощущения блаженства не было. Только тревога. Тупость. И страшная усталость.
Шины заскользили по гладкому свежему снегу, когда пикап разогнался на последнем повороте. Мэри изо всех сил старалась взять себя в руки, чтобы удержать машину на горной дороге и не полететь навстречу верной смерти.
– Мама! Мама!
– Тсс, дитя. Молись за меня.
Слова ее были неразборчивы. Голова падала.
Не дай ему убить моих детей! Защити моих детей, о Господи!
Свет фар выхватил из снежной пелены лица. Они стояли вдоль дороги в теплых куртках. На головах у них росли рога, сзади торчали хвосты.
– Нет, нет!
Мэри прикусила язык. Она не хотела пугать своих девочек. Галлюцинация была такой реальной, но она знала, что они люди, не демоны. Люди, работающие на дьявола.
Тебе не сбежать из ада.
Блеск металла бросился в глаза. Ворота были закрыты.
Наоми уехала вперед на мотоцикле, чтобы открыть ворота, еще до того, как начался снегопад. Неужели они ее схватили?
Или еще хуже? Неужели Мэри подвергла свою старшую дочь еще более страшной опасности?
И тут она увидела Наоми. Та стояла рядом с дьяволом. Они заодно.
Он обратил ее дочь против нее. Извратил все доброе и превратил в зло.
Страх охватил Мэри, когда в момент просветления до нее дошла правда.
Дьявол победил.
Господь мой, почему Ты оставил меня?
– Ханна, послушай меня!
– В чем дело, мама?
– Не верь ничему, что они будут обо мне говорить, ни единому слову. Я люблю тебя, я буду смотреть на тебя с небес. Позаботься о Саре. Ты – все, что у нее осталось.
– Мама, ворота!
Из последних сил Мэри перенесла ногу с педали газа на тормоз. Пикап заскользил по снегу и врезался в ворота.
Откуда-то издалека послышался крик Ханны.
Плакал ребенок.
Мэри ударилась головой о ветровое стекло. Она не ощутила ничего, кроме глухого удара и теплоты. То, чем опоил ее дьявол, глушило боль.
Или она уже была там, где нет боли.
Где Дух Господень, там свобода.
Понедельник
Эта болтливая сучка жила в доме с камерами в окружении соседей, всюду совавших свой нос. Брайану пришлось ждать, пока она выйдет.
Ожидание заставляло нервничать. Он всего лишь хотел выполнить свою работу и убраться. Он не испытывал ненависти к этой шлюхе. Ему вообще было все равно. Но она переступила черту и вместо пользы стала приносить проблемы, а проблемы надо решать.
Брайан прождал ее два часа на солнцепеке на скамейке в парке, делая вид, что читает, и постоянно наблюдая за выходом из кондоминиума. Он достаточно часто наблюдал за ней последние три недели, чтобы изучить ее привычки, и знал, что каждое утро она выходит из дому до десяти утра, чтобы сделать пробежку по парку. Он знал также, что к своим клиентам она ездит на метро в пятизвездочные отели, которые назначает для ночного свидания. Он знал, что она солгала о том, что знала, и о том, когда она это узнала.
В Вашингтоне, округ Колумбия, секс-скандалы были по пятаку за пару: связи со студентками, любовницами… Имелись даже несколько хищных конгрессвумен с гаремом молодых жеребцов, чтобы обслуживать их на стороне. Но продажный секс по-прежнему считался табу и мог сломать карьеру любого выборного чиновника, не успеет и птичка чирикнуть.
Она солгала, чтобы спасти свою задницу, но теперь ей нельзя было доверять.