Просуществовала выставка недолго. Бесконечные долги графа Андрея заставили его распродать коллекцию отца по частям. Самые драгоценные, знаменитые полотна он отправил по морю в Лондон на аукцион, не озадачившись страховкой. Вскоре пришло известие, что корабль наткнулся на мель, и коллекция бесценных картин отныне выставляется на обозрение рыбам Балтийского моря. Однако через несколько лет, во время коронации Александра Второго, Ростопчин обнаружит свои «утонувшие» полотна в салонах графа Морни и в мистическом ужасе воскликнет:
– Мой Вауэрман! Мой Ватто! Как это может быть?!
«Танец» Ватто – любимая картина графа Федора Васильевича, предмет его особой гордости, никогда не вернется в Россию.
* * *
– Вряд ли еще когда-нибудь я посещу Россию! – откровенно признавалась графине Софи де Сегюр виконтесса Элен де Гранси.
Вернувшись в Париж в декабре тысяча восемьсот тридцатого года, она снова встретилась с подругой детства в салоне мадам Свечиной.
– Неужели ты оставила в Москве свою индийскую воспитанницу, эту наивную девочку? – не уставала удивляться графиня. При слове «Москва» в ее глазах вспыхивал ужас.
– Ей пора было выйти из-под моего попечения, – отвечала Елена. О своей поездке она рассказывала скупо, как о чем-то непримечательном, и, не желая далее распространяться на этот счет, перевела разговор в другое русло, прекрасно зная, как отвлечь Софи:
– Ну а что нового в литературном Париже? Виделась ли ты с Анри Бёйлем? Знаешь, Майтрейи не на шутку влюбилась в его героя.
– Господи! Ты же еще наверняка ничего не знаешь! – Глаза мадам де Сегюр загорелись. – Только что из-под пера Анри вышел новый роман, который буквально взорвал весь Париж! Он называется «Красное и черное». Обязательно прочти! Стендаль завтра обещал быть у Свечиной, я вас непременно познакомлю…
Графиня Софи де Сегюр уже считалась своей в литературной среде Парижа. В русской аристократке ценили умную, эрудированную собеседницу, обладающую недюжинным литературным чутьем и вкусом. Ее мнением дорожили не только молодые литераторы Сент-Бёв и Эжен Сю, но и маститые авторы, такие как Стендаль. К ней прислушивался даже старик Шатобриан. Кроме того, салон мадам Свечиной часто посещали русские публицисты и издатели, для которых мадам де Сегюр была своего рода путеводителем по современной французской литературе. Так, уже в тридцать втором году во многом благодаря Софье Ростопчиной в русском издании появились первые морские рассказы и повести еще никому не известного писателя Эжена Сю, ставшего в девятнадцатом веке самым переводимым на русский язык автором.
В роли матери и супруги Софи была не так удачлива, как на литературной сцене. Она родила восьмерых детей, из которых двое умерли в младенческом возрасте. Сын Гастон родился слепым. После появления на свет последней дочери Ольги графиня серьезно заболела. Парализованная наполовину, она долгое время была прикована к постели.
В сороковые годы Софи практически не выезжала в Париж, предпочитая столице свой нормандский замок Ноэт, свадебный подарок отца. В этом замке среди детей и внуков она чувствовала себя спокойно, часто повторяя, что это место напоминает ей Вороново.
Ее красавец муж, Эдмон де Сегюр, имевший большой успех у светских дам, не раз изменял Софи, о чем постоянно судачили в обществе. Слухи естественным образом доходили до графини. Скандалы и ссоры стали обыденностью в семействе Сегюров, так что граф, наконец, решился оставить парализованную жену и вовсе перебраться в Париж. Формально оставшись в браке, супруги до конца своих дней проживут в разъезде.
После отъезда мужа графиня де Сегюр всецело посвятила себя детям и внукам. Но не забыл ее и литературный мир – в замок Ноэт съезжались знаменитые художники и писатели, связанные с Софи многолетней дружбой.
Укладывая детей и внуков спать, Софи рассказывала им сказки, которые всегда являлись оригинальными порождениями ее фантазии. Сказки эти так нравились детям, что однажды, когда две старшие внучки должны были ехать с родителями в Лондон, они ни за что не соглашались расставаться с бабушкой и ее чудесными историями. Софи обещала плачущим внучкам, что запишет все новые сказки на бумаге и вышлет в Лондон.
Вскоре после этого в гости к Софи приехал Эжен Сю, сопровождаемый своим другом, публицистом Луи Вельо. Хозяйка замка Ноэт разбирала почту из Лондона, небрежно откладывая в сторону вернувшиеся рукописи.
– Чьи это манускрипты? – поинтересовался Сю.
– Мои, Женечка, – так ласково, на русский манер, она звала всемирно известного писателя. – Это сущие пустяки, сказки для внучек.
– Дайте взглянуть! – попросил он.
Пробежав глазами первую страницу, Эжен воскликнул:
– И вы столько лет скрывали от нас свой талант! Немедленно читайте! Мы с Луи будем слушать не хуже внучек!
Софи, посмеиваясь, прочла им первую сказку.
– Сударыня, вы понимаете, что создали шедевр? – спросил ошеломленный Вельо. – Это необходимо опубликовать!
После долгих уговоров графиню убедили отдать рукопись для публикации. Так в пятьдесят седьмом году была издана первая книга графини де Сегюр «Новые сказки фей», имевшая огромный успех во Франции и за ее пределами. Популярное издательство «Ашет» сразу же заключило с писательницей договор на десять книг, назначив высокий гонорар – пятнадцать сантимов за строчку. Всего за четырнадцать лет было издано восемнадцать книг. Это был триумф – миллионные тиражи, постоянные переиздания, переводы на все европейские языки… И только на родине, в России, ее творчество осталось малоизвестным. Возможно, виной тому был злой памфлет «Генерал Дуракин», высмеивающий русские чиновничьи нравы и администрацию Александра Второго.
Именем Софи де Сегюр названы улицы во многих городах Франции, а в Париже – целая аллея. Ее бюст установлен в Люксембургском саду между бюстами Антуана Ватто, любимого художника ее отца, и Шарля Сент-Бёва, ее многолетнего друга.
* * *
Графиня Екатерина Петровна Ростопчина скончалась в возрасте восьмидесяти трех лет. В последние годы она жила затворницей, компаньонок-француженок в ее доме осталось немного. Уцелели только самые верные фаворитки. Внучки, дочери графа Андрея, посещали бабушку не часто, и то по обязанности. Перед первым своим балом девушки в нарядных белых платьях заглянули к Екатерине Петровне. Та, смерив их холодным, презрительным взглядом, прочла наставление: «Вы воображаете, что хороши в этих нарядах? Вовсе нет! Во-первых, вы некрасивы, во-вторых, перед Господом Богом вы гнусны, и, наконец, вы лишаетесь надежды попасть в Царствие Небесное. Вы служите утехой дьяволу, наряжаясь таким образом, чтобы идти кружиться в объятиях мужчин…»
«Надо заметить, – вспоминала впоследствии Лидия Ростопчина, младшая дочь графа Андрея, – что дьявол играл большую роль в беседах бабушки. Казалось, она находится с ним в тесном общении, до того ей были хорошо знакомы все его привычки и взгляды на вещи!»
В последние дни перед кончиной графиня Екатерина Петровна бесцельно блуждала по дому. Ее огромные уши сильно кровоточили. Графиня называла раны «стигматами», на самом же деле она сама расцарапывала кожу ногтями, не позволяя ссадинам затянуться. Графиня развлекалась тем, что носила на вытянутых указательных пальцах двух попугаев, сталкивая их лбами и понуждая к ссоре. Попугаи дрались и дико орали, перья и пух вились вслед старухе, которая плелась неверной походкой сквозь анфиладу комнат, пришептывая: «И настанет Страшный суд, одни встанут по правую сторону, другие – по левую… И горе последним!»