– Нет, постойте… Так вы утверждаете, что я знал, что это все обман?
– Да. Это вполне возможно. И мы не будем пренебрегать никакими более-менее разумными версиями, потому что вы отказываетесь давать нам информацию, которая могла бы облегчить нам понимание ситуации…
– Это шантаж! – перебил его Пол с явным отвращением на лице.
Капитан Ньюмайер проигнорировал его, не сводя взгляда с Эрика.
– К тому же мы провели определенное расследование и выяснили, что, оказывается, вы были отстранены от работы в больнице.
Пол всплеснул руками.
– Ну это-то тут при чем?!
А Эрик вдруг окаменел, не произнося ни слова.
Капитан Ньюмайер снова проигнорировал Пола.
– Власти больницы сказали нам, что причина отстранения является конфиденциальной и разглашению не подлежит, но ведь возможно, что именно это отстранение послужило вашим мотивом. Совсем не исключено, что вы разыграли всю эту инсценировку для того, чтобы восстановить собственную репутацию в больнице и чтобы вас вернули на работу. Так это вы отправили Макса в торговый центр под гипнозом? Чтобы потом спасти его и других от воображаемой опасности?
– Конечно, нет! – воскликнул Эрик.
– Так, ладно, мы закончили, – вмешался Пол, отодвигая стул от стола. – Капитан Ньюмайер, вы давите на моего клиента, несмотря на то что он согласился сотрудничать с вами. Он не ответит больше ни на один вопрос относительно вашей безумной и дикой теории. – Пол повернулся к Эрику. – Пожалуйста, больше ни слова, доктор. Мы закончили.
Капитан Ньюмайер закусил губу.
– Тогда он отправится в камеру. У нас достаточно оснований, чтобы задержать его, – и мы это сделаем.
– В чем вы его обвиняете?
– Нам нужно обсудить это с окружным прокурором. – Капитан взглянул на помощника окружного прокурора, который что-то быстро записывал. – Мы предъявим обвинение в максимально короткие сроки. Потом он предстанет перед судом. Если только не передумает и не начнет сотрудничать с нами в полной мере. У доктора Пэрриша есть выбор. И он может хорошенько обо всем подумать в своей камере.
– Вам должно быть стыдно за самих себя.
Эрик пытался не показывать, как ему страшно. Итак, он отправляется в тюрьму. Это казалось невозможным, нереальным. Его будут судить за преступление. У него будет судимость.
Он взглянул на капитана Ньюмайера:
– Капитан, у меня ведь есть право на телефонный звонок, не так ли?
Капитан нахмурился:
– А зачем? У вас уже есть защитник, доктор Пэрриш.
– Я хочу воспользоваться правом на звонок, – ответил Эрик упрямо.
Комната для допросов опустела, Эрик остался наедине с телефоном. Он подтянул к себе аппарат и набрал номер, пытаясь избавиться от тревожных мыслей. Ему не хотелось пропускать еще один вечер, не пожелав спокойной ночи Ханне. Ее нового номера у него не было, поэтому он набрал домашний номер Кейтлин, гадая, возьмет ли она трубку. Определитель наверняка высветил номер Главного управления Мэриона, а значит, она догадается, кто это может звонить. Он очень надеялся, что она все же ответит.
Гудки в трубке прекратились, и Эрик с облегчением воскликнул:
– Кейтлин, спасибо, что взяла трубку!
– Кто это? – спросил мужской голос, услышав который Эрик растерялся. Он подумал было, что ошибся номером, но потом сообразил, что это, должно быть, новый бойфренд Кейтлин, Брайан.
Одно дело было знать, что она спит с другим мужчиной, и совсем другое – услышать в трубке его голос, глубокий, сильный и довольно враждебный. Эрик почувствовал укол ревности, смешанной с раздражением. Была горькая ирония в том, что Брайан проведет эту ночь в объятиях Кейтлин, а Эрик – в тюремной камере.
– Это Эрик Пэрриш, отец Ханны, и…
– Вы не имеете права звонить сюда. Вы не имеете права общаться с Кейтлин напрямую. Пусть ваш адвокат позвонит ее адвокату.
Эрику хотелось двинуть ему в лоб прямо через телефон. Он устал от этой дурацкой ситуации, а может быть, у него просто кончилось терпение.
– Я хочу поговорить с Ханной.
– Тогда вам следует позвонить на ее номер.
– Вы наверняка знаете, что Кейтлин отключила номер Ханны от обслуживания.
– Она спит.
– Я не хочу будить ее, но пусть Кейтлин сходит и посмотрит, вдруг она не спит. Кейтлин дома?
– Ханна спит.
– Вы ведь не можете этого знать. Телефон внизу, а она наверху. Я знаю дом, я жил там до вас. – Эрик услышал, как слова вылетают из его рта, и вдруг понял, что на самом деле говорит совсем не о доме.
– Примите мои слова на веру.
– Я не собираюсь принимать ваши слова на веру. Я не должен спрашивать у вас разрешения поговорить с собственной дочерью. – Эрик повысил голос, чувствуя, что теряет контроль над собой. – И кстати, если вы еще хоть раз назовете мою дочь каким-нибудь обидным прозвищем типа «нытик» – я выбью из вас все дерьмо!
Брайан фыркнул:
– Твой поезд ушел, ты это понимаешь, приятель? Когда ты выйдешь из-за решетки? Ты тут изображаешь, что все из-за Ханны, но на самом-то деле все из-за меня. Ты хочешь вернуть Кейтлин, но она уже не твоя. А ты ревнуешь ее ко мне. И пытаешься сделать ей больно. Ты знаешь, что можно сделать ей больно через Ханну – и именно это ты и делаешь!
– Это неправда, и я не обязан обсуждать это с вами.
– Определитель показывает, что ты в полицейском участке. Ты под арестом. В суде это будет выглядеть очень красиво, ты не находишь? Удачи тебе в получении приоритетной опеки! Тебе очень повезет, если добьешься хотя бы права встречаться с ребенком в присутствии матери!
– Позовите мою дочь к телефону. – Эрику срочно надо было позвонить Сьюзан, как можно скорее.
– Ты действительно хочешь разговаривать со своей дочерью именно сейчас? Ты хочешь рассказать ей, где находишься? А ты знаешь, какое страшное испытание для ребенка – стыдиться собственного отца?
Эрик прекрасно знал, что такое стыд за отца, но он вовсе не нуждался в том, чтобы этот придурок проводил с ним сеансы психоанализа.
– Я не хочу с вами ссориться. Пожалуйста, посмотрите, спит ли моя дочь…
– Приятель, мне прямо смешно. Ты хоть представляешь, что ждет теперь твою дочь в школе? Ты представляешь, как другие дети будут издеваться над ней?
Эрик думал именно об этом – именно это и было причиной, почему он так хотел поговорить с Ханной.
– На минуточку – я тот, кто освободил заложников.
– Да куда там. Суть в том, что дети не понимают разницы. Они будут знать только то, что ее отец в тюряге. Им скажут именно это. И мы не хотим, чтобы она была вынуждена терпеть эти издевательства.