Эрик понимал, что Пол прав: ему нужно отделить себя от Макса – теперь, когда речь шла об уголовном преследовании, это было просто необходимо. Если полиция будет считать Эрика гипнотизером, этаким Свенгали [16] для Макса, то любые его попытки защитить мальчика будут только усугублять их подозрения, даже просто вопросы.
Перед глазами у него возник образ Макса в магазине видеоигр – как тот говорил, что не помнит, убивал он Рене или нет. И все-таки Эрик не мог в это поверить. Макс брал на себя ответственность за смерть девушки потому, что помнил, как боялся причинить ей вред, но Эрик-то знал, что этот страх был только одним из симптомов ОКР. И даже Артур был с ним согласен. Не мог Эрик заставить себя поверить, что Макс убил Рене. И в то же время он не был абсолютно уверен в невиновности Макса.
Эрик убрал волосы назад. Он искренне надеялся, что выбрал правильный путь, решив придерживаться своих принципов. Если он получит срок – можно попрощаться с мечтой об опеке над Ханной. Значит, получается, что он как бы жертвует одним ребенком ради другого. Это было невозможно, но и по-другому поступить он не мог. Ситуация была безвыходной, как ни крути.
Оставался только один способ все исправить.
Эрику нужно было найти того, кто убил Рене Бевильакуа.
И ему нужно было сделать это до того, как он попадет за решетку на всю жизнь…
6. Я хитёр.
□ не относится ко мне
□ относится ко мне частично
□ относится ко мне целиком и полностью
Итак.
Помните, как я сказал, что не все социопаты убийцы?
Это была правда.
И я тогда был прав.
Я тогда не лгал – впервые.
Кстати, я никогда никого раньше не убивал.
Но теперь, кажется, мне придется кое-кого убить.
Потому что я не могу отступить.
Потому что я привык получать то, что хочу.
Потому что я знаю, как получить то, что я хочу, и не собираюсь останавливаться, пока не получу то, что хочу.
Я должен победить – и я намерен победить.
К тому времени, как все кончится, многие будут мертвы, но последним в землю уйдет он.
Эрик Пэрриш.
Он доказал, что является достойным соперником. И он сражается с такой самоотверженностью, что, вероятно, я бы даже восхитился, если бы был способен на восхищение.
Но главное – ему придется уйти. И похоже, именно я должен буду заставить его это сделать. Сам.
Я чувствую себя очень уверенно.
Я знаю, что смогу сделать это.
У меня нет сомнений.
Он уже практически обречен, только пока еще не понимает этого. Он думает, что идет вперед, а на самом деле только все глубже погружается в трясину.
Он думает, что успешен, а на самом деле он неудачник.
Он хочет победить, но он проиграет мне.
Я уже привожу в движение новый план, дергаю за новые ниточки и предугадываю каждый его шаг, чтобы опередить его.
Я буду победителем в конце.
Я его уничтожу.
Я разрушу его.
И я буду достойным соперником.
Я привел в движение столько схем, протянул столько ниточек, задействовал столько людей, что всех и не знаю в лицо.
В моей жизни было так много лжи, а возможно, вся моя жизнь была ложью – не важно.
Я лгал всем. Даже вам.
Я и вас обвел вокруг пальца, прямо сейчас.
Вы увидите, что я имею в виду – когда придет время.
Когда случится моя самая большая ложь, моя самая крупная афера, когда сработает моя лучшая схема.
Будет много смертей и крови, а в конце я буду праздновать победу.
И игра наконец закончится.
А потом начнется другая.
На следующее утро Эрик стоял рядом с Полом в большом холле участка, готовясь к выходу. Два полицейских в форме негромко разговаривали о чем-то в дальнем углу, где находились столы и полки с папками разных цветов. Им пришлось потрудиться, чтобы к утру дело Эрика было готово и ему было выдвинуто обвинение в нарушении Уголовного кодекса Пенсильвании. Его сфотографировали, и хотя фотографий он не видел, он вполне мог представить себе, каким несчастным и жалким он на этих фотографиях выглядел. Подушечки пальцев ему намазали старыми добрыми чернилами – и сняли отпечатки пальцев.
Пол принес ему другую одежду, и Эрик смог переодеться: теперь на нем была свежая белая рубашка, серые слаксы и новые лоферы, так что если он и был преступником, то весьма неплохо одетым.
Пол повернулся к нему, поправляя свой темно-синий шелковый галстук, который великолепно гармонировал с серой рубашкой и очередным безукоризненно сидящим костюмом из легкой темно-серой шерсти.
– Эрик, давайте-ка поторопимся. Я припарковался прямо перед выходом, так что путь свободен. И кстати – я принес вам еще один мобильник, но если вы опять его потеряете, я вычту его стоимость из вашего пособия.
– Спасибо. – Эрик заставил себя улыбнуться.
– Я пытаюсь вас подбодрить.
– Я знаю. Я подбодрился.
Пол окинул его взглядом, сузив глаза, словно опытный портной.
– Вы чертовски хорошо выглядите. Вам отныне всегда нужно одеваться именно так.
– Я выгляжу как вы.
– Точно! – Пол хихикнул тихонько, потом его усмешка исчезла. – Пока мы не ушли – давайте выработаем план для журналистов. Они все еще здесь, и их даже больше, чем раньше…
– Подождите секундочку. А где Макс? Где они его держат?
– Я не знаю. И вас это не должно беспокоить, понятно?
– Я просто спросил. Ведь здесь только одно крыло с камерами, разве нет? Я ожидал, что они приведут его ночью, но этого не произошло. Они отправили его куда-то в колонию для несовершеннолетних или что-то в этом роде?
– Эрик, серьезно. – Пол со значением посмотрел Эрику в глаза. – Какое из слов в предложении «Макс – это не ваше дело» вам непонятно?
Эрик заставил себя произнести то, чего боялся.
– Я… просто хочу знать, жив ли он.
– О, с ним все в порядке. – Выражение лица Пола смягчилось. – Простите. Он жив.
– Они вызвали ему адвоката и оказали психиатрическую помощь?
– Понятия не имею.
– Они уже выдвинули против него обвинение?