– Нет, спасибо, – помотал головой Захар. – Я сам.
– Как скажете, – пожал плечами старичок. – Не против, если в процессе мы познакомимся и пообщаемся?
Настал черед Захара пожимать плечами. Старичок удовлетворенно кивнул.
– Позвольте представиться, Меньшиков Павел Евсеевич, директор общеобразовательной школы номер сорок семь.
– Захар.
Почему-то его не удивило то, как отрекомендовался старик. Было в нем что-то такое… Директорское.
Лесник аккуратно стянул куртку, зашипев от боли, когда рукав пришлось отдирать от раны: кровь успела запечься, и ткань подкладки прилипла.
– Захар…? – Пал Евсеич явно ждал продолжения.
– Просто Захар.
Рукав свитера тоже прилип, и так легко, как куртка, отдираться не хотел. Лесник стиснул зубы и дернул. Ткань отошла вместе с корочкой, и он едва не вскрикнул от боли. Из раны вновь начала сочиться кровь.
– Вы уверены, что не хотите, чтобы вам помогли? – участливо поинтересовался старый директор.
– Сам! – почти прорычал Захар, стягивая рукав водолазки и осматривая рану.
Ему повезло; рана была не более чем длинной, поверхностной царапиной. Если бы не рваные края и не продолжающая сочиться кровь – можно бы и вовсе не переживать. Захар подтянул к себе рюкзак и достал аптечку.
– Тогда начнем разговор, если вы не против, конечно.
Захар против не был.
– Итак, начнем с наиболее насущного. Юля, как и почему ты тут оказалась?
– Сбежала, – тряхнула челкой девушка.
Сейчас, когда она сняла шапку и бушлат, Захар понял, что не ошибся насчет ее возраста. Лет двадцать пять, не больше. Он достал из аптечки пузырек с перекисью водорода, зубами вытащил пробку и полил рану. Жидкость зашипела, запузырилась, и Захар скрипнул зубами.
– Ее хотели изнасиловать. Я оказался рядом. Не люблю насильников, – проговорил Захар.
– И что вы с насильниками сделали, позвольте поинтересоваться?
– Убил, – просто ответил Захар, доставая пинцет. Он придвинул одну из коптилок поближе, натянул уцелевший рукав водолазки на руку и, держа инструмент через ткань, принялся прокаливать пинцет на огне.
– Только одного, – вставила Юля. – Второй успел сбежать.
– Жаль, что успел, – буркнул Захар.
– Это очень и очень нехорошо… – покачал головой директор.
– Вот и я говорю – хреново, что сбежал.
Захар закончил стерилизацию и теперь погрузил пинцет в рану, доставая оттуда нитки от свитера и частицы подкладки. Конечно, при таком освещении вероятность того, что в ране что-то да останется, была велика, но лучше уж так, чем совсем никак.
– Видите ли, Захар, у нас с обитателями релейного завода очень непростые отношения. И им явно не понравится, что Юля сбежала, да еще и стала причиной смерти одного из членов их общины.
– Двух, – перебил Захар.
– Но вы же сказали, что второй насильник живой… – растерянно развел руками Пал Евсеич.
– Часовой на дверях решил проявить рвение, – объяснил Захар. – Пришлось объяснить ему, что нам очень надо наружу.
– Это очень, очень, очень плохо! – сокрушенно повторил Пал Евсеич.
– Что плохо? Что ее не изнасиловали? – Захар нашел в аптечке хирургическую иглу и стерилизовал теперь ее, готовясь накладывать швы. – Как ты вообще туда попала? – Захар взглянул на девушку.
– Меня… Меня продали.
– Чего? – вытаращился лесник, забыв о ране.
– Продали, – девушка пожала плечами.
Лесник продел нитку в ушко иглы и посмотрел на директора школы.
– Так. Рассказывайте, что у вас тут вообще происходит. А то чего-то мне с каждой секундой все удивительнее и удивительнее становится.
– Да, конечно. Нам же вместе теперь нужно придумать, как выйти из ситуации.
– У… Вон оно чего… Ну-ну… – Захар достал свою бессменную фляжку, всколыхнул, страдальчески сморщившись, когда жидкость колыхнулась на самом дне, и сделал большой глоток. – Подумаем, – выдохнул он. – Время не тяните, рассказывайте.
Рассказ получился не особо длинным, но Захара шокировал. История отношений с «релейщиками» была простой и… фантастической. Если опустить тупиковые ветви повествования, выходило следующее.
В этом районе Иркутска, кроме людей с релейного завода было еще три общины. Сорок седьмая школа – бывшие ее ученики, пришедшие в роковой день по какой-то надобности, педагогический состав и некоторое количество выживших из расположенного рядом жилкомплекса. Некие жестянщики – люди, облюбовавшие руины речного порта, и, как понял Захар из рассказа директора школы, крайне отвратительные личности, едва ли не каннибалы. И рыночные, засевшие где-то в труднодоступном месте. Труднодоступном не в плане крепости, а в плане радиации и разрушенных зданий. То ли тучу так неудачно пронесло, то ли еще чего – только именно там пройти мешал неистовствующий дозиметр. Что характерно – почти везде в других местах уцелевшего города фон был нормальным. Единственный путь, который вел к рыночным, лежал через подземный переход, вырытый незадолго до войны. Вот только ни один человек, в тот переход пошедший, до сих пор обратно не возвращался. Лишь это и спасало рыночных, про которых знали только то, что они есть, от рэкета, устроенного «релейщиками».
Да. Совершенно обычные в условиях Срани люди оказались малость не такими, какими показались сначала Захару. Имея в своем распоряжении самое крупное и благоустроенное убежище, в котором разместились вполне комфортно, оказывать помощь другим они не спешили. Как и переселять их к себе. С одной стороны, разумно – в условиях перенаселения и на релейном заводе не сладко пришлось бы. Вот только если бы они просто сидели у себя и никого не пускали…
Через несколько лет после начала Срани к школе подъехал приснопамятный БТР. Из башни пальнули очередью по первому этажу, и в громкоговоритель приказали всем выйти из убежища. Перепуганный народ вывалил наружу. Имея четыре ружья и несколько луков с арбалетами, смастеренными трудовиком незадолго до гибели, они ничего не могли противопоставить свирепого вида мужикам с автоматами, прикатившим на бронетранспортере в сопровождении вездехода. Означенные мужики пробежались по рядам, отобрали нескольких женщин из числа тех, что помоложе, и прикладами загнали их в грузовой отсек вездехода. Нескольких мужчин, попытавшихся возмутиться, пристрелили там же, во дворе. А потом из вездехода вышел мужик, назвал себя Батей и сказал, что, если обитатели убежища не хотят, чтобы подобное повторилось – они обязаны ежемесячно сдавать «релейщикам» некоторый объем полезного барахла: строительных материалов или того, что в их качестве можно использовать, годной в пищу еды или дичи, ну, и, если вдруг подвернется чего особо ценного и уникального – типа газовых баллонов, семян или исправной техники – тогда объем к сдаче пересчитывается. Ну а если не согласны… Батя пожал плечами, и в тот же момент пулеметная башня на бронетранспортере недвусмысленно качнулась из стороны в сторону.