Сзади раздался какой-то шум, и Захар быстро развернулся, вскидывая дробовик. Ничего, пусто. Просто снег с козырька подъезда свалился. На всякий случай они постояли еще с минуту, ощетинившись стволами, целясь в провал подъездной двери и в оконный проем над ним, но никакого движения там не заметили. И правда снег. Захар поправил ремень и взял оружие удобнее.
Этот дробовик принесла ему Юля. Отблагодарила за спасение, так сказать. Ружье принадлежало Антону, ее дяде. Интересный факт, кстати. Тело отбить у обезьян не смогли, а ствол забрали. Наводит на размышления. С другой стороны – мало ли, как там было?
Что за модель – Захар не разбирался, но тот факт, что к ружью подходили патроны от обреза, его несказанно обрадовал. Да еще и запас причиндалов для снаряжения патронов Юля сохранила. Учитывая, что запасы самого Захара остались в прицепе снегохода, подарок вышел действительно царским. Приклад у дробовика был цельным деревянным, с резиновым затыльником, призванным гасить отдачу. На прикладе крепился патронташ на шесть патронов, который Захар не преминул заполнить. Остальные патроны высыпал в подсумок, да немного в накладные карманы брюк насовал – так, на всякий случай. Так что боезапас вышел солидным. Ну, и он рассчитывал, что тратить его особо не придется. И так за последние дни он настрелял едва ли не больше, чем за все время пользования оружием.
Они шли уже часа полтора, петляя среди засыпанных снегом руин. Дорогу выбирал Денис, сжимающий в руке дозиметр. Время от времени тот начинал трещать, и тогда им приходилось менять направление движения. Захар не понимал, чем обусловлено такое распределение фона по местности. Почему где-то можно пройти, как по проспекту, а где-то приходилось обходить целые кварталы. Капризы природы, мать ее. Получалось, что осадки выпадали тут не равномерно, будто туча, прошедшая здесь, следовала по какой-то особенной, извилистой траектории. А может, виноват ветер, крутивший смерчи радиоактивной пыли. Или еще что-то. Неважно. Важнее было то, что здесь вообще можно было пройти.
– Пришли, – Денис остановился, ведомые им люди с облегчением опустились прямо в снег. – Переход чуть дальше, метров сто до него. Вон там, под большим сугробом спуск.
– А чего остановились тогда, если пришли? – Захар недоумевающе посмотрел на следопыта.
– Ну так… – парень замялся.
– Ясно. Зассали, – презрительно сплюнул в снег Захар.
В принципе, винить парней было нельзя… наверное. Уж слишком много слухов нехороших об этом переходе ходило. Хотя, слухи – это что-то нереальное, а здесь же действительно люди пропадали. И неоднократно. Все, кто пытался через переход пройти, – как в воду канули. Конечно, переход они, может, и проходили, а вот с той стороны…
– Юль, – Захар обратился к девушке, и она, как обычно, повернулась к нему рывком, уперев в лесника несколько странный взгляд. Странный или непривычный. Иногда ему казалось, что когда-то так же на него смотрела его Аня. Но скорее всего – просто казалось. Давно это было. – Юль, а Антон пытался пройти здесь?
Судя по тому, что он слышал о Ферзе, тот был единственным мужиком с яйцами во всем убежище. И если кто и мог пройти здесь – так это он.
– Пытался, – кивнула девушка. – Я тогда с ним была. Он спустился вниз… и очень быстро вернулся. И при этом на нем лица не было. Это он запретил нам ходить сюда. Только не объяснил ничего. Сказал нельзя – и все.
– А что рыночные? Тоже не ходят? – поинтересовался Захар. – За все это время не пытались? А жестянщики эти ваши?
– Рыночные потому и не пытаются дорогу поверху расчистить, чтоб жестянщики к ним не ходили. А то как гости придут, так и не досчитываются одного-двух человек.
– Серьезно, что ли? – вскинул брови Захар. – Они правда людоеды, что ли?
– А ты думаешь, мы шутки тут шутим? – неприятно скривился Игорь. – Вот и думай, кого ты в союзнички привлечь хочешь.
– Кого и куда я хочу – не твое дело, – буркнул Захар. – Твое дело – по сторонам смотреть, чтобы нас раньше времени не схарчили.
Почему-то в нем сейчас проснулось раздражение. Все же не нравился ему этот парень. Вот только выбирать было не из кого.
– Ладно. Пошли. Нечего рассиживаться. – Захар выпрямился, поправил ремень ружья и первым сделал шаг вперед. – Веди нас, Сусанин, – обратился он к Денису. Вот только следопыт остался стоять на месте. – Эй, дружище, ты меня слышишь? – Захар помахал широкой ладонью перед лицом парня. – У-ру-ру! Пошли, Денис.
Следопыты переглянулись, но с места не тронулись.
– Эй, вы чего, ребята? – Лесник начал выходить из себя. – Чего стоим, кого ждем, а?
В ответ – тишина. Захар вгляделся в побледневшие лица и понял, что сдвинуть парней с места у него вряд ли получится. Где-то там, далеко, в относительно уютном и безопасном убежище рассуждать о том, как они пройдут переход, можно было сколько угодно. А вот оказавшись в его непосредственной близости – это совсем другое дело. Очко на минус сразу, и все.
– Ну ладно. Следопыты, чингачгуки, блин. Я вашу позицию понял. Хрен с вами, стойте тут. Я сам туда пойду. Но когда я вернусь, то погоню вас вперед пинками. Болючими и обидными. При девушке. А кто будет кочевряжиться – я тому колени перебью и здесь лежать оставлю. В «Повесть о настоящем человеке» поиграете. Хватит сил до школы доползти? – Кажется, сейчас Захар действительно разозлился. – Тьфу на вас, с-салабоны! – Лесник перехватил дробовик и пошел вперед.
– Захар, подожди, я с тобой! – послышалось сзади.
Лесник развернулся, и вытянул перед собой руку с открытой ладонью, останавливая девушку.
– И кто тут больше баба? – издевательским тоном Захар задал риторический вопрос, глядя на следопытов. – Нет, Юля. Ты останешься здесь. Нет потому, что я думаю о подстерегающей внизу невероятной опасности, – по тону Захара было понятно, что он ерничает, – а потому, что за вот этими дамами присмотреть до моего возвращения надо. Чтоб они не сдернули никуда. А то с них станется. – Захар снова сплюнул на землю, развернулся и решительно зашагал к переходу.
Луч фонаря бился о исписанные стены. Народное творчество. Наскальная живопись. Вряд ли кто-то из тех подростков, что расписывали «нитрой» стены перехода, оглядываясь и растворяясь в ночи при приближении патруля, мог представить, что их художества переживут человечество. Захар на секунду задержался перед одной из стен. На фоне стандартного: «Цой жив, он просто задержался на гастролях», «рэп – кал» и «Саша – лох» фраза, написанная крупными, небрежными буквами, казалась преисполненной прямо-таки пророческим смыслом: «Здесь не исправить ничего. Господь, жги!».
Да уж. Отжег. Ничего не скажешь.
Захар удобней перехватил дробовик. Хорошая машинка. Надежная. И убойная, что не менее важно. Фонарь, встроенный прямо в цевье, давал яркий, концентрированный луч света. Но все равно, хорошо, что был еще и налобный. Он позволял оглядываться на подозрительные звуки, не теряя времени на разворот всем корпусом. А шорохов было предостаточно. То тут, то там по полу коротким дробным перестуком звучал крысиный топоток, где-то сквозь лопнувшие перекрытия капала вода, где-то шелестел гонимый сквозняком обрывок целлофана.