— Эх, будь у меня глаза помоложе, я бы вас всех перестрелял, воровское отродье! — пригрозил он.
После этих слов вороны решили не испытывать судьбу и улетели на учительский двор — послушать игру на пианино.
— Так ему и надо, учителишке, — рассмеялся дедушка. — От его кашля я с такта сбиваюсь, когда храплю. А что, парни, хотите научиться стрелять?
— Это всегда пригодится, — согласился Перси.
— Эх, а мне пора домой обедать! — огорчился Классе.
— Жаль, — сказал я. — Когда твой отец возвращается?
— В субботу.
Классе припустил домой. А мы с Перси и дедушкой отправились к платяному шкафу. Там за бабушкиным зимним пальто хранилась винтовка. Самая настоящая, с настоящими патронами. Дедушка протянул ее мне. А сам принялся расставлять банки из-под краски на камнях, что лежали по краю картофельного поля.
— Попробуйте попасть в эти банки, — предложил он, вернувшись назад. — Если хотите, представляйте себе, будто это вороны, белки или другое какое зверье.
— Белок стрелять нельзя, — возразил Перси.
— Почему это? — гаркнул дедушка. — Они разоряют мою клубнику. Только надкусывают, даже не едят! Нарочно, чтобы меня подразнить.
— Чепуха! — сказал Перси.
На миг показалось, что дедушка вот-вот взорвется от гнева. Но он только хмыкнул:
— Ну что ж, тогда представляйте, что это вороны. Он показал нам, как заряжать ружье и как стрелять. Я это и так уже знал. Мы с братом тайком тренировались. Дедушка зарядил патрон.
— Пусть сначала пробует Перси, ведь он гость. Перси с первого раза попал в красную банку из-под краски «Беккере».
— Новичкам везет, — сказал я.
Потом мы еще долго упражнялись, а дедушка тем временем рассказывал нам, как Буффало Билл застрелил несметное число бизонов — в ту пору, когда в Америке прокладывали железные дороги. Иначе бы поезда вечно с ними сталкивались.
— Какой же он герой, если убивал невинных животных! — возмутился Перси и подстрелил еще одну банку.
— Тебе бы только перечить! — проворчал дедушка. — Он был смелый парень, этот Билл, что там ни говори. Ладно, хватит о нем.
Мы успешно подстрелили еще несколько банок. Но тут из дома вышла мама с дымящейся сковородкой в руках — захотела посмотреть, чем это мы занимаемся. Увидев, как я вскидываю ружье к плечу и прицеливаюсь, она отшвырнула сковородку с котлетами и помчалась к нам. Я и не знал, что она так здорово бегает!
— Ульф, немедленно брось ружье! — крикнула она. Мама так распалилась, что дедушка опешил.
— Что это вы тут удумали?
— А что? — спросил дедушка, снимая шляпу.
— Позволяете детям стрелять из заряженного ружья! Я и раньше знала, что у вас не все дома, но я и представить себе не могла, что вы такой безответственный идиот!
— Эббочка, успокойся, — попробовал урезонить ее дедушка.
— Не намерена я успокаиваться! — не унималась мама. — Я готовлю вам еду. Стираю ваше белье и глажу рубашки. А вы чем занимаетесь? Подвергаете жизнь детей опасности. Всё! С меня хватит! Сейчас же уеду домой и детей заберу, а вы сами тут управляйтесь! Курт пусть поступает, как хочет. А я возьму детей и прочь отсюда.
И она потащила нас к дому. Дедушка посмотрел вслед Перси и сказал:
— Послушай, дочка, оставь мне хоть этого паренька. Он так хорошо читает вслух. Я к нему привязался.
— Нет уж! Ваше общество… неподходящая компания для детей!
Дома мама принялась в дикой спешке швырять вещи в сундук: носки, футболки, вязание, кухонный комбайн, платья — всё вперемешку. Она металась по комнате и собирала пожитки. Потом надела городскую шляпу и солнечные очки.
— Дорогая, милая Эбба… — начал дедушка.
— Нет, — отрезала она.
Мама опустилась на сундук, ее трясло. Тут пришел папа. Он отложил кроссворд, сел рядом с ней и обнял ее за плечи. Из-под солнечных очков по маминым щекам потекли слезы.
— Маленькая моя, — сказал папа.
— Я не маленькая.
— Ну что стряслось?
— Мог бы хоть раз оторваться от кроссворда и посмотреть, чем заняты дети, — упрекнула мама. — Между прочим, это головокружение.
— Что ты имеешь в виду?
— «То, что можно получить на большой высоте, четырнадцать букв», — сказала мама. — То слово в кроссворде, которое ты не способен отгадать.
Я видел, как сердита мама и как обиделся папа. А мы с Перси стояли возле Библии и не знали, куда деваться. И тут раздался топот копыт. Мы бросились к двери — посмотреть, что происходит. По саду во весь опор мчался вороной конь! Он мотал головой, скалил зубы и ржал, приветствуя вольный простор.
— Чернобой! Вырвался на свободу! — охнула мама, и прозвучало это так, словно она сама мечтала оказаться на его месте. — Надеюсь, они его никогда не поймают, — добавила она.
— Я тоже, — сказал Перси.
— Что вы такое говорите! — возмутился папа. Конская грива развевалась на ветру, словно знамя. И вдруг Чернобой поскакал прямо к нашему дому. Но перед самым крыльцом он замер, поднялся на дыбы и забил передними копытами в воздухе. А потом помчался дальше в сторону учительского дома.
За конем бежали люди из поселка.
Мама вышла на крыльцо.
— Туда, — сказала она и указала в противоположную сторону.
— Зачем ты это сделала? — удивился папа, когда мужчины скрылись из виду.
— Тебе не понять. Разве конь не имеет права на миг свободы? Она всем нужна!
— Ты права, — кивнул дедушка, — как всегда. Прости меня, ради бога.
Тогда мама расхохоталась, подняла сковородку, собрала с земли котлеты и пошла в дом распаковывать вещи.
— Из-за чего такой переполох? — спросил папа. — Вы что-то натворили?
— Да так, ничего особенного, — ответил Перси.
— Ульф, ты всегда можешь прийти ко мне, если захочешь поговорить, — сказал папа. — Знаешь, где меня найти.
— Угу, — кивнул я.
— Вот и отлично, — вздохнул папа и похлопал меня по плечу.
А потом отправился в кормовой салон за очередным французским детективом.
По субботам устраивали танцы. Вечером на танцевальной площадке зажигалась иллюминация. Иногда приезжал оркестр из города. А если нет — танцевали под проигрыватель. Музыка была слышна издалека. Она взлетала в небеса, и под нее плясала мошкара, комары и люди.