Несмотря на ливень, дедушка стоял на коленях, которые у него вечно болели, и собирал клубнику для торта. Сам он тортов не любил.
И ползать под дождем, мокрый до нитки, тоже.
Ему пора было есть простоквашу.
Мы сидели в бабушкиной каюте и слушали мерное тиканье напольных часов и упрямый стук дождя по крыше. Взрослые собирались пить кофе. А тем, кто до кофе еще не дорос, полагался малиновый сок.
Когда мы уселись за стол, дедушка указал скрюченным пальцем на Перси:
— Ага, так это ты — Перси!
— Да, — подтвердил Перси.
— Говорят, ты хороший мальчик, — продолжал дедушка. — Раз так, налей-ка мне простокваши в тарелку. Простокваша в холодильнике. Тарелка — в шкафу. Ложка — в выдвижном ящике. Сахару я кладу столовую ложку. И побольше имбиря. Банка с имбирем — на полке со специями. Ну, пошевеливайся, парень!
— Есть, капитан, — кивнул Перси, хотя дедушка был всего лишь старшим механиком.
Повозившись немного, он вернулся с полной тарелкой простокваши и отдал честь.
— Не паясничай! — одернул его дедушка. — Заткни-ка лучше рот тортом.
Пока Перси был на кухне, мама поставила в торт свечи и зажгла их. Я задул все с первого раза, как и положено. Теперь можно было загадать желание.
Я знал, что загадаю.
— Ну, что ты себе пожелаешь, Ульф? — спросила бабушка.
— Это же нельзя говорить вслух, а то не сбудется, — напомнил я.
— Но это начинается на П и кончается на Я, а в середине И — так? — сказал брат и постучал ложкой по тарелке.
— Вовсе нет, — отвечал я. — Я загадал паровой каток, чтобы тебя им переехало и только мокрое место осталось.
— Не ссорьтесь, — сказал папа. — Не забывайте: у меня отпуск.
Об этом я думал меньше всего. Я налегал на торт. Мама сама его испекла и украсила взбитыми сливками. Все, кроме дедушки, уплетали за обе щеки. А дед предпочитал простоквашу с имбирем. Вдруг он чихнул, да так, что с торта чуть не слетели клубничины. А он всё чихал и чихал. Даже покраснел весь. Под конец он сам стал похож на клубнику: круглое лицо и лысый череп совсем без волос, только у ушей немного осталось.
— Это твоих рук дело? — доев, напустился он на Перси.
— Что?
— Не отпирайся! Кто насыпал мне в тарелку перец вместо имбиря? Ты?
— Да, — признался Перси.
— Он просто спутал, — вступился я. — Он ведь никогда прежде не был у нас на кухне.
— Я не спутал, — сказал Перси. — Я пошутил. Услышав это, дедушка вскочил и уставился на него так, словно хотел просверлить взглядом.
— Ты что, меня не боишься?
— Не-а, — ответил Перси и тоже поднялся.
— Не смей мне дерзить! — заорал дедушка и топнул ногой.
— Вы что, шуток не понимаете? — удивился Перси. Тут дедушка схватил стул и поднял его над головой. Стул был старинный, дубовый, с кожаным сиденьем, резными львиными головами на спинке и львиными лапами на концах ножек.
— А теперь? — гаркнул дед. — Теперь испугался?
— Нет, — сказал Перси.
Тогда дедушка как шарахнет стулом о стол, так что сиденье треснуло. Кофейные чашки и стаканы подпрыгнули, а ножки стула отломились. Брат побледнел. Я тоже. И даже папа.
— Ну? А так страшно? — спросил дедушка в наступившей тишине.
— Нет, — ответил Перси.
Я боялся поднять глаза. Но и взглянуть очень хотелось. Ноздри деда раздувались. Он стиснул зубы так, что вставная челюсть заскрипела. Напудренные дамы на картине над диваном чуть в обморок не попадали. А Перси — хоть бы хны! Стоит себе, задрав голову.
И тут дедушка рассмеялся:
— Черт! А ты не робкого десятка. Пошли в мастерскую, надо стул починить.
Я поплелся за ними следом. У дедушки в мастерской — тысяча инструментов и всяких полезных вещей: пилы, стамески, отвертки, тракторные покрышки, мастерки, кирки, кувалды, тиски, лопаты, цемент, ломы, медная проволока, рулоны толя. Да еще два ящика кривых гвоздей, которые он выпрямлял, когда руки доходили.
Дедушка с Перси склонились над верстаком и принялись прилаживать ножки.
— Ну и грохоту было, верно? — улыбнулся дедушка.
— В жизни ничего громче не слышал, — подтвердил Перси. — Хотите, я здесь саморез ввинчу?
— Ага, давай, — согласился дед.
Они склеивали сиденье. Я тоже помогал. Похоже, дедушка был доволен, что у него теперь два помощника. Когда мы всё доделали, дождь кончился. Над заливом засияла радуга — словно в честь моего дня рождения.
— Ну, славно мы поработали, — сказал дедушка и похлопал Перси по плечу. — Приходи еще, будем вместе гвозди выпрямлять.
— Здорово! Приду, — кивнул Перси.
Когда мы вернулись, Янне стоял на кухне и вытирал тарелки. Он зыркнул на Перси и сделал вид, что разговаривает с двумя мухами, которые жужжали над плитой.
— И с этим придурком придется теперь жить в одной комнате, — процедил он.
Мухи ничего не ответили.
— Да мне по барабану. Я могу спать где угодно, — отозвался Перси. — Я привычный.
— Располагайся в моей комнате, — предложил дедушка.
— Спасибо, — поблагодарил Перси.
Брат за его спиной ухмыльнулся и зажал нос.
Перси попросил меня показать ему окрестности. Ему не терпелось узнать, как всё устроено на острове. Я показал ему наш туалет, где пауки сплели на окнах кружевные занавески. А еще подвал, насос и платяной шкаф, где пахло нафталином и где за старым бабушкиным зимним пальто хранилось настоящее ружье. Потом мы отправились к полуразрушенному лодочному сараю на берегу и осмотрели прогнившую парусную лодку.
— Это папа построил в молодости, — объяснил я.
— Может, приведем ее в порядок? — предложил Перси.
— Да ну, — отмахнулся я, — пойдем лучше к дровяному сараю.
Перед сараем стоял чурбан для колки дров, из которого торчал топор. А внутри был ящик для угля и гора неколотых поленьев.
Когда мы открыли дверь, в глубине что-то блеснуло.
— Что это? — спросил Перси.
— Ты о чем?
— Да вон же, блеснуло.
Я догадался, о чем он. Дедушка не любил вспоминать об этом. Но папа мне рассказал.
— Это всякие штуки, которые дедушка мастерил в подарок для бабушки, когда ходил в море.