— Пусть даже он заканчивается трагедией?
— Она предпочла любовь тому, что ожидало от нее общество. На мой взгляд, это — торжество мужества, а не трагедия.
— А я и не подозревал, что в душе вы такой романтик! — В голосе его звучала насмешка, но взгляд, устремленный на нее через стол, был ласковым и интимным, он как будто обнимал ее. Линдсей почувствовала, как по ее телу пробежала легкая дрожь.
— В этом виноват Толстой, — живо откликнулась она.
Добавить что-либо она не осмелилась. Учитывая ее настроение, подогретое вином и теплой компанией, она вполне могла, последовав примеру Анны Карениной, отбросить всякую осторожность.
Покончив с ужином и вымыв посуду, они вернулись в гостиную — наступил черед кофе и десерта: «эспрессо» в крошечных чашечках и миндального печенья. Она смаковала первую чашечку, но отказалась от второй, с неохотой заметив, что ей пора подумать о том, как она будет возвращаться домой. Но прежде чем она поднялась, он положил ей ладонь на запястье и попросил:
— Не уезжайте — вот так, сразу. — Он улыбнулся, увидев, что она нахмурилась. — Не волнуйтесь. У меня и в мыслях нет соблазнять вас, — поспешил заверить он ее, хотя глаза его говорили совсем иное. — Я хотел попросить вас об одолжении. Но вы можете отказаться, если сочтете меня слишком назойливым.
Ему удалось ее заинтриговать.
— Уверяю вас, подобная мысль не приходила мне в голову. Но вы должны объяснить мне, в чем дело, прежде чем я пообещаю вам луну с неба.
— Я тут подумал, что, быть может, вы взглянете на роман, над которым я сейчас работаю. Я написал всего несколько глав и пока не показывал его никому, даже своему редактору. Надеюсь, вы откровенно выскажете мне свое мнение.
— Почту за честь, — ответила она.
Через несколько минут она, удобно устроившись в его спальне, примыкавшей к кабинету, с головой погрузилась в печатный текст, который он ей дал. Это было совсем не то, чего она ожидала. В отличие от головокружительного триллера, каковым по праву считались «Кровавые деньги», новый роман оказался почти элегией. Но ее немедленно увлекла история мальчика-подростка, сбежавшего из дома и голосующего на обочине пустынной автострады под проливным дождем. Стиль изложения покорил ее. Он оказался настолько выразительным, что она буквально физически ощущала усталость мальчика и его страх перед тем, от чего он пытался убежать. Пронзительное одиночество пожилого мужчины, остановившегося на дороге, чтобы подвезти подростка, она уловила настолько отчетливо, как будто сама сидела с ним в машине, глядя на «дворники», не справляющиеся с потоками льющейся с неба воды. Закончив читать, она отправилась на поиски Рэндалла и обнаружила его заряжающим очередную порцию компакт-дисков в проигрыватель.
— Как здорово! — сказала ему Линдсей. — Я даже рада, что вы дали мне прочесть не весь роман, иначе я бы всю ночь не сомкнула глаз.
Выпрямившись, он подошел к ней и обнял.
— Может быть, вы останетесь и поможете мне скоротать ночь? — негромко предложил он. — Я не могу дать вам прочесть всю рукопись, но я знаком с автором, и его можно уговорить рассказать вам, чем закончится роман.
Рэндалл взял ее за руку и, поднеся ее к своим губам, поцеловал в раскрытую ладонь. Линдсей вздрогнула всем телом. Ей казалось, что это примерно то же, как если бы она стояла перед ним совершенно голая, — настолько восхитительно открытой и обнаженной она себя чувствовала. Она не могла пошевелиться, не могла вдохнуть и вымолвить хотя бы слово. Мысли о том, что ей пора уходить и что у нее есть друг, вылетели у нее из головы. И когда он коснулся губами ее губ, в этом уже не было ничего случайного. Это касание оказалось электризующим. Еще никто и никогда не целовал ее так — наверное, подобные ощущения испытывала Анна, когда ее поцеловал Вронский. Инстинкт подсказывал ей: то, что он не торопится разрывать объятия, означало не конец вечера, а начало чего-то нового и доселе неизведанного. Линдсей ощущала это совершенно отчетливо, у нее участился пульс, в груди нарастало нетерпеливое предвкушение приближающейся кульминации, как бывало при чтении романов, когда она думала: «Ну вот, сейчас начнется».
Чувства захлестнули ее с головой, и она почти не отдавала себе отчета в том, что она и Рэндалл переместились в спальню и начали сбрасывать с себя одежду. У нее создалось впечатление, что все происходит само по себе, без ее участия. А потом, когда они сплелись в объятиях, невероятные ощущения затянули ее в свой водоворот, сменяя друг друга. Она осознавала лишь прикосновения рук и губ Рэндалла, когда он ласкал каждый дюйм ее тела, пробудившегося к истинному наслаждению и страсти. Она тоже гладила его, скользя кончиками пальцев по его широкой груди, густо поросшей волосами, и ниже, по загорелому животу и туда, где заканчивался загар… и еще ниже.
Когда он наконец вошел в нее, она подалась ему навстречу, чтобы принять его целиком. И они слились воедино, двигаясь в унисон. Для Линдсей это стало откровением. Да, с другими любовниками, даже с Грантом, ей было хорошо, но никогда еще она не испытывала такого почти болезненного наслаждения. Ей открылась иная Вселенная. Она знала, что ее связывает с Рэндаллом нечто более прочное, чем просто желание, и чувство это уходило корнями куда-то в самую глубь ее естества.
И вот она уже взлетела на самую вершину, ощущая головокружительное освобождение, а мгновением позже, зарычав от удовольствия, взорвался и он. Рэндалл не стал тут же выходить из нее. Он по-прежнему прижимал ее к себе, словно боялся, что она исчезнет навсегда, как только они разомкнут объятия. Она чувствовала на шее его жаркое прерывистое дыхание. Никто из них не произнес ни слова — в том не было нужды.
Наконец они разъединились, но по-прежнему лежали, глядя друг на друга, так близко, что почти соприкасались носами. В слабом свете, льющемся из коридора, она разглядела пятнышко едва заметной щетины, размером с мелкую монету, пропущенное им во время бритья.
— Ты почувствовала? — пробормотал он, и губы его сложились в легкую, сонную улыбку.
— Что?
— Как что? Девять баллов по шкале Рихтера.
Она негромко рассмеялась.
— Такой знаменитый автор, как ты, и всего лишь банальное сравнение с землетрясением?
— Тогда цунами. Так лучше?
— Совсем капельку.
— Что ж, в таком случае остановимся на эпитетах «волнующий, возбуждающий и потрясающий». Не слишком оригинально, согласен, но у меня в голове перегорели все предохранители.
Она придвинулась еще ближе и положила голову ему на грудь. Линдсей долго лежала так, наслаждаясь послевкусием любви и слушая, как постепенно успокаивается ритм его сердца.
— Расскажи мне о себе что-нибудь такое, чего я еще не знаю, — пробормотала она наконец.
— Что бы ты хотела узнать?
— Что-нибудь такое, после чего ты не будешь казаться столь безупречным, и я поверила бы в то, что ты — настоящий. Реальность, а не выдумка.