— Милый…
— Еще!
— Хватит с тебя.
— Не хватит, — возразил Сатек — Мне тебя никогда не хватит. Я не звонил, потому что ждал. Мне думалось так: ты поженишься где-то в декабре. Звонить до свадьбы без смысла. После свадьбы тоже. Надо поздравлять, а как я могу поздравлять такое? Потом ты должна была понять, что этот Лыска не для тебя. Вернее, ты не для Лыски. Это еще месяц. Получается январь. Потом ты должна была бороть свое упрямство. Ты жутко упрямая императорка. Это еще половина года. Получилось, до июля звонить без смысла. Вот я и не звонил. А сейчас позвонил.
— Сейчас июнь, — напомнила я.
— Хоть февраль! — закричал он. — Хоть март! Я больше не могу ждать. Я позвонил спросить. Ты уже поняла, что Лыска не годен? Если да, то…
— Сатек, — перебила его я, — я не выходила замуж.
— Что?!
— Что слышал. Я не выходила замуж ни за Лыску, ни за Лоську. Я, как последняя дура, ждала твоего звонка. А ты не звонил и не звонил. Кто тут должен сердиться — ты или я?
Святой Сатурнин потрясенно молчал.
— Эй, — позвала я, — ты еще жив?
— Не знаю, — ответил он. — Ты можешь приехать?
— Куда, в Прагу? — рассмеялась я. — Ты что, забыл, где я живу? У нас это называется выезд за границу. Дозволено только ударникам. А я тунеядка.
— Что это — тунеядка?
— Неважно. Пресмыкаюсь втуне. Мне до Праги, как до неба. Приезжай ты.
— Куда, в Ленинград? — грустно спросил Сатек — Ты что, забыла, где я живу? У нас это тоже называется выезд за границу…
Мы немного помолчали.
— Ладно, — сказала я. — Давай прощаться. Этак ты разоришься на международном тарифе. Целую тебя, милый. Позвонишь еще?
— Я люблю тебя, — сказал он. — Слышала?
— Нет, — ответила я. — Такие слова нельзя услышать по телефону. Они не пролезают в кабель…
Что-то щелкнуло, разговор прервался. Сжав трубку обеими руками, я стояла возле тумбочки в коридоре, и колени мои дрожали, а из телефона слышались ритмичные частые гудки… — нет, не гудки — гудит паровоз… — слышались стуки, крики, вопли моего защемленного сердца, как из аппарата реанимации.
«Нужно сесть на стул», — подумала я и села.
«Он все-таки позвонил», — подумала я затем и вдруг поняла, что на самом деле думаю только о последних его словах. Они не только пролезли в кабель. Они затопили весь окружающий мир. Они были теперь повсюду, куда ни глянь, куда ни повернись. «Я. Люблю. Тебя. Слышишь?» Ага. Попробуй, не услышь. Как с ними жить дальше, с этими словами?
И тут меня обожгло: возможно, разговор разъединился случайно! Возможно, как раз в этот момент Сатек пытается прозвониться заново! А я, как последняя дура, сижу, держа в руках трубку реанимационного телефонного аппарата! Верни ее на рычаг, идиотка! И действительно, телефон зазвонил сразу же, как только я положила трубку. Меня будто подбросило.
— Алло! — крикнула я в микрофон. — Алло, Сатек! Алло! Алло!
— Какой затык? — недоуменно произнес незнакомый голос. — При чем тут затык? Алло! Это Саша? Можно Сашу?
Я снова села. Это не Сатек. Колени уже не дрожали, зато навалилась какая-то невиданная необоримая усталость. Усталость и зевота.
— Можно Сашу. Саша у телефона. С кем я говорю?
— Ну знаете, Александра Родионовна… Это просто некрасиво с вашей стороны, — обиженно сказали на другом конце провода. — Когда нужно было выручать вас из участка, вы узнали меня по первому слову…
— А, Сережа… — Я подавила зевоту. — Извините, я думала это кто-то другой. Вы что-то хотели?
— Надо встретиться. Прямо сейчас. В мороженице на Садовой. Понимаю что сейчас вечер, и вы устали, но дело не терпит отлагательств.
— Хорошо, — ответила я. — Это называется «с вещами на выход». Сейчас возьму вещи и выйду.
— Не городите чепухи. Я жду.
Он повесил трубку, а я поднялась со стула и вяло переоделась. Странно: я так боялась этого звонка, а когда он последовал, не чувствовала ничего, Кроме усталости и равнодушия. Кого волнуют такие незначительные мелочи? Мир теперь делился для меня на две неравные части. Одна — крошечная, едва заметная, но тем не менее обладающая досадной способностью постоянно путаться под ногами, включала повседневную жизнь, работу в лаборатории, квартиру, улицу, город и прочую ерунду. Другая — огромная и сияющая, как широкоформатный экран, когда смотришь на него из первого ряда, состояла из четырех всеобъемлющих слов: «Я-Люблю-Тебя-Слышишь».
Когда я застегивала босоножки под пристальным взглядом собаки Бимы, из гостиной выглянула мама:
— Сашенька, уходишь? Когда вернешься?
— Скоро, мамуля. Это тут, недалеко, в мороженице. Нужно повидать кое-кого.
— В мороженице? Зачем? Если это мальчик и он стесняется, я могу закрыться и не выходить…
После разрыва с Лоськой мама сильно переживала мое затянувшееся одиночество. Я подошла и поцеловала ее в лоб.
— Мамуленька, ты живешь в прошлом. Те мальчики, которые сейчас подходят мне по возрасту, давно уже не стесняются мам своих подружек Честно говоря, они уже вообще ничего не стесняются…
— Ладно, — вздохнула мама. — Может, заодно выведешь собаку? В эту мороженицу пускают, там буфетчица моя клиентка. Вернее, ее пуделек
Бимуля, конечно, тут же вскочила и, урча, принялась носиться по коридору из конца в конец. «И в самом деле, — подумала я, — отчего бы не взять с собой собаченцию? Я ведь ей обещала сотрудничество в области киллерского ремесла: она вынюхивает, я исполняю… А слово надо держать — особенно если оно зафиксировано на милицейской прослушке».
Сережу я увидела еще на подходе к мороженице, в окно. Шел десятый час вечера, и в помещении, кроме Свиблова, сидела только одна случайная парочка влюбленных школьников, неизвестно почему застрявшая именно здесь, и именно в то время, когда весь город гуляет по набережным. Когда мы с Биму-лей ввалились внутрь и, кивнув знакомой буфетчице, гордо проследовали к угловому столику, оперуполномоченный не смог скрыть своего изумления.
— Вы полны неожиданностей, Александра Родионовна. Вот так, с собакой…
— Что это вы перешли на имя-отчество, Сережа? — поинтересовалась я. — Можно по-прежнему — Саша. Или мы теперь в ссоре? Ну, не узнала вас по телефону, извините. А надо узнавать? Мы ведь пока не дроля с дролечкой, правда?
— Пока нет, — усмехнулся он. — Но зачем вы привели с собой пса?
Я погрозила оперуполномоченному пальцем.
— Во-первых, это не пес, а честная сучка. А во-вторых, специальных указаний о неприводе собак не было. Вот я и привела. Считайте ее моей помощницей. Доктором Ватсоном. Бимуля, ты ведь не откажешься быть доктором Ватсоном? Зарплата — сосиска в неделю.