Book.

– У них все здесь хорошо – и выпивают, и едят вкусно, дети у них учатся за границей, няни, гувернантки из Германии, дома у озера в Межапарке. Эти власть не отдадут, они же делать ничего больше не умеют, только свой народ грабить с умным видом. Тут надо идти за советом к Ильичу, он спец по классовой борьбе. Мне ли не знать, я же их разговоры слышу каждый день!

– Значит, все-таки тырють? – переспросил самодержец. Голова утвердительно кивнула и продолжила, но ее умные разглагольствования стали понемногу утомлять всю компанию, они аккуратно влили в голову из бутыли, и она заснула.

– А ну-ка я их всех, ворюг этаких, своим мечом! – опять занервничал народный герой, забывая, что он просто памятник.

Ильич окинул всех торжествующим взглядом:

– Ну что, социализм хуже!? Там если что умыкнешь, тебя быстро в позу поставят!

– И ту недотрогу бы поставили? – поинтересовался государь, пребывая на своей волне.

– И даже саму Крупскую! – подтвердил вождь пролетариата. У Райниса перед глазами пробежала картинка, как Крупская стащила со стола конфетку и строго была наказана Ильичом.

– Все-таки, конечно, хотелось бы ее окучить, она такая большая, неприступная и, между прочим, на моем месте стоит. А ей надо было бы там лежать! – обиженно бубнил помазанник.

– Не даст! – отрезал Ильич. – Ты ей не пара!

– Но раньше-то дала бы! И любила бы! – не успокаивался государь. – Да и царица моя была из этих мест, из Митавы!

– А ты ей кредит дай, как шведы, и балуй с ней, сколько душа пожелает. Думаю, твоему сопернику Карлу, что в Стокгольме стоит, она бы не отказала! – посоветовал мудрый Райнис. И у Петра появилась надежда.

На небе показались первые признаки восхода.

Первым попрощался Ильич, ему далеко надо было бежать. Взмахнув перепончатыми крыльями, унес народного героя дракон. Потом ушли красные стрелки и герои пятого года. Композитор отнес обратно в Верманский парк голову прославленного собирателя дайн и уселся на свое место у оперы возле городского канала.

Мы прошли мимо Милды, но она не удостоила нас даже взглядом. Вначале на постамент залез Райнис и скорбно замер. Потом государь вскочил на своего коня и поскакал во всю прыть, чтобы его не догнал восход. Барклай ловко по-солдатски подтянулся и встал в своей гордой позе. А я сел на свою скамейку и задремал. И мне приснилось во сне, что я заснул.

Кто-то тронул меня за плечо, и я открыл глаза. Надо мной стоял здоровый, как бык, полицейский. Было уже светло.

– Ты, случайно, не из тех будешь, что бардак тут вчера в Старом городе устроили?! – строго спросил меня страж закона.

– Не, что вы, я ж еще из советских, из стада, мы не выступаем! Отдыхали вот тут с Барклаем и с Райнисом, – не успев прийти в себя, начал я трусливо оправдываться, но вовремя остановился, не успев приплести сюда еще и Ленина с царем. Он пристально посмотрел прямо мне в глаза:

– Да! Видно, ты не из таких будешь, духом слабоват!

И, оставив меня в покое, пошел дальше по парку. А я встал, медленно побрел на работу и вдруг увидел возле памятника Свободы подъемный кран и толпу людей. Наверное, опять будет митинг недовольных, мелькнуло в голове. Но подойдя поближе, я увидел, а вернее, мне показалось, – что у Милды не хватает в руках одной звезды…

А вот тут-то я в ужасе и проснулся. Видно, что-то произойдет, не к добру такие видения…

Но после всех этих разговоров о снах были еще какие-то другие, в мозгах у Виктора с Вовкой уже образовался сплошной винегрет, начались детские игры в коробок, в который они резались в школе по пять копеек, потом все померкло в тумане забытья…

Яна ждала мужа до полуночи, истрепав себе все нервы. Мысли о том, что он мог утонуть, или вдруг ему на солнце стало плохо с сердцем, крутились хороводом. И как стало легко, когда она услышала возню возле дверей. Он пытался тихонечко открыть замок, чтобы ее не разбудить. Но тут у него возникла проблема: дверь открывала карточка, а он уже в десятый раз запихивал ее в щель не той стороной, и так могло бы продолжаться до утра. Яна поднялась, открыла дверь и, не говоря ни слова, легла в кровать, отвернувшись к стене.

Он еле стащил с себя шорты и майку, аккуратной кучкой оставив их посреди номера, залез под простыню и сразу уснул. Она не стала скидывать его тяжелую руку, которую он во сне положил на нее, но сильный перегар можжевельника ее просто сводил с ума. В конце концов она тоже заснула.

Утром, оправдавшись за вчерашнее, Виктор стал вспоминать, как накануне, набравшись как следует джинтоника, он и впрямь возомнил себя владельцем завода. Он помнил, как они пили за процветание его фирмы, потом за футбольную команду, которую Перцев недавно купил в Англии, за его нефтеперерабатывающий завод где-то в Киришах и многое другое. А что было потом, он больше уже не помнил.

Наутро Перцев позвонил Виктору в номер попрощаться и почему-то сказал, что он человек чести, и для него, как и для Виктора, слово превыше всего. О чем речь, Виктор понять не мог, но на всякий случай согласился и пожелал счастливого пути.

За завтраком Виктор с удовольствием выпил фужер холодного шампанского, отчего сразу просветлело в голове и захотелось есть. Яна на него не обижалась, просто попросила в следующий раз предупреждать – все же они не дома.

Комфортный шезлонг, соломенный зонтик от солнца, шум накатывающей на берег волны, шампанское и сытный завтрак склонят ко сну кого угодно.

Ему снилось, будто Яна поймала его в постели с известной на весь мир фотомоделью Клавдией Шифер. Он отнекивался, как мог, придумав версию: пока он спал в номере, она сама открыла двери и, перепутав его с кем-то другим, потихоньку юркнула к нему под одеяло. А сам лихорадочно вспоминал, как же он ее сюда привел.

Клава, как укор его похотливости, сидела на краю кровати абсолютно голая и сонно таращила глаза на его жену, потом она медленно, как на показе, надела на себя махровый халат и молча удалилась.

Через секунду дверь снова открылась и из-за нее появилась та раскормленная тетка с пляжа, которую они видели в первый день. И уже оказалось – она его жена, и ее интересует, что здесь делает эта особа, указывая на Яну толстым пальцем с бриллиантовым кольцом. К его удивлению, Яна начала оправдываться и врать, будто работает здесь горничной, пытаясь протиснуться в щель между этой маман и дверью.

Когда Яна исчезла, Виктор обхватил необъятную тетку, называя ее Гретхен, и стал жарко целовать в полные губы, чтобы избежать грозящего ему наказания. Но она была неумолима, и вскоре его руки и ноги были пристегнуты наручниками к спинкам кровати. На ее голове появилась фуражка с эмблемой СС, а в руке – тонкий хлыст. Она стояла над ним, большая, голая и беспощадная. От страха он начал еще больше оправдываться и клясться ей в верности, посылая губами воздушные поцелуи, дергая прикованными руками и ногами.