Машину мы оставили на стоянке неподалеку от их дома, а сами отправились на такси.
– Валерка! А он, наверное, работает в какой-нибудь благотворительной организации? – поинтересовался я у приятеля, развалившегося на заднем сидении.
– Да, наверное, что-то с деньгами связано, какие-то кредиты или еще что, точно не знаю, ну, своя частная фирма… – пробормотал он сонно и задремал до самой Риги.
Через две недели я уже забыл о существовании этой пары, так, иногда вечером у телевизора, когда речь заходила о благотворительности, сразу вспоминал их.
Своего старого знакомого Гунара я встретил случайно на улице. Выражение его лица соответствовало первым осенним дням, было серое и унылое. После обычных приветственных слов он поделился неприятностями:
– Я в полной заднице! Квартиру банк отнимает! Верней, не банк, а одна финансовая контора! Три года назад я купил квартиру, внес пятьдесят процентов, а теперь остался без работы, и выплачивать кредит совершенно нечем. Все, я с детьми на улице, уеду нафиг в Ирландию! А сейчас иду в эту чертову контору.
Не знаю почему, но я вызвался сходить с ним туда за компанию, наверное, хотелось его как-то поддержать морально.
В кабинете он пробыл с полчаса и вышел совсем расстроенный, а вслед за ним оттуда появился мой знакомый, муж художницы. Увидев, что рядом с Гунаром стою я, он как-то странно, снисходительно улыбнулся, быстро поздоровался и, сославшись на занятость, скрылся за дверью.
– Просил отсрочку дать, месяца на два, чтобы мог квартиру сам продать, чтоб каких-то денег отбить. Не дали, будут продавать через аукцион, это же их чистый навар. Вот суки! – и Гунар спросил: – А ты что, этого знаешь?
И кивнул в сторону кабинета.
– Да нет, не знаю! Правда, слышал, что он «кака»!
Через два месяца Гунар уехал в Ирландию за новой жизнью. А этих случайных знакомых я больше никогда не встречал. Да и не хотелось.
* * *
Мария смотрела на Фарбуса, удивляясь, как все переплетено в этом мире. Еще совсем недавно она мечтала о таком наставнике и возможности хотя бы поговорить с ним об искусстве, а тут волею провидения они оказались за одним столом. И не могла найти слов, чтобы завязать разговор. Ее смущение не ускользнуло от Фарбуса. Решив прийти ей на помощь, он спросил:
– Как ваши успехи в живописи? Я был на одной из выставок в академии, и ваши работы заметно выделялись!
От неожиданного комплимента она смутилась еще больше, ее уши порозовели.
– Ну что вы, я еще только учусь!
– Что вас привело на это волшебный остров? Я так понимаю, если вы одна, это, должно быть, творческая командировка?
Она кивнула.
– Ну и что нового вы тут «натворили»?
– К сожалению, только вчера сделала небольшие наброски одного портрета…
– Можно взглянуть?
– Да, конечно, можно прямо сейчас.
Фарбус долго рассматривал лицо на холсте.
– Такое ощущение, что вы влюблены в этого человека. Это чувствуется в каждом мазке вашей кисти! Он, наверное, хорошо играет на флейте?
– Нет, это невозможно! Я с ним только что познакомилась.
– То, что вы с ним знакомы недавно, ничего не значит! Любовь или приходит сразу, или никогда! Поверьте, я это знаю!
– Он монах! И он принял обет безбрачия, а я замужем. Между нами ничего не может быть…
– Милая девушка, настоящая любовь – это когда люди соприкасаются не телами, а душами! Все остальное – для продолжения рода человеческого. И напоследок Фарбус сказал:
– Во всем самом прекрасном, что на земле создает человек, всегда присутствует любовь. Все, что создано без нее, пусто и бессмысленно. Так что желаю вам любви!
И он уже собирался уходить, но потом остановился, на секунду задумавшись, пристально посмотрел ей в глаза и сказал:
– Если приходит настоящая любовь, она будет светить тебе всю жизнь. Как это случилось с одним моим другом…
Когда Эрику исполнялось двадцать пять, он с нетерпением ждал своего дня рождения, чтобы можно было как следует отпраздновать с друзьями. Но с тех пор прошло целых пятьдесят лет, и большинство его верных приятелей кануло в Лету. Кто-то погиб в горах, а кто-то умер на больничной койке, а если повезло, то просто не проснулся. Ему пока везло, болезни обходили его стороной. Два раза в год он со своей женой Мадиной уезжал на несколько недель в горы и поднимался на вершины средней сложности. Конечно, прошли те времена, когда на подобные вершины он просто взбегал за считанные часы, но все равно это было ему под силу.
В тот день рождения они с женой были только вдвоем, и им совсем не было скучно. Бутылка вина разогрела память, и они все время прерывали друг друга: «А ты помнишь?» И память сразу рисовала в воображении далекие события, сольные восхождения на Кавказе, Памир, Гималаи и близкие Альпы. Мадина не была альпинисткой, но всегда ездила с ним в горы и любовалась белоснежными вершинами, ожидая в базовом лагере, когда он вернется. Но мысленно она была всегда с ним, там, наверху, он это знал, и это было важней самой надежной страховки. Многие из их друзей не одобряли их совместные горные путешествия, но на самом деле просто завидовали.
Однажды Мадина вспомнила:
– А ведь ты так и не сделал северную стену Эйгера, а жаль!
И тут Эрика пронзила сумасшедшая идея, и он просто сказал:
– А я ее сделаю!
Как же она испугалась, зная его характер! Он никогда не бросался словами, и если он так решил, это означало лишь одно – что в мыслях он уже в пути с ледорубом в руках и рюкзаком за спиной…
Прошло три месяца, никакие причитания и угрозы неминуемого развода не могли его поколебать, он только нежно ей улыбался, смотрел в ее глаза и обещал:
– Все будет хорошо!
– Ты просто выжил из ума, тебе же семьдесят пять, о чем ты думаешь?! – ставила перед ним невидимые глазу препятствия его жена. Но он был непоколебим.
Она смотрела на его ровную спину, не по годам пружинистую походку и понимала, что он ничуть не изменился за эти годы, по крайней мере, в душе, и он осуществит свою давнюю мечту, чего бы это ни стоило. И стала потихоньку собирать его в горы.
В Институте гражданской авиации молодого доцента Эрика Янсона и его супругу, преподавателя английского языка Мадину Янсон знали все не только как хороших педагогов, но и как неутомимых путешественников. И если находилась свободная «минутка», они прощались с городом Ригой и улетали куда-нибудь в середину или на окраину своей огромной в те времена страны, но только туда, где были горы.
Им тогда было около тридцати пяти, а их сыну Олежке всего семь, и для него это было самое первое путешествие в жизни. Родители взяли его с собой на Тянь-Шань. Мадина вначале была против и предлагала оставить ребенка у бабушки. Но Эрик хотел привить своему сыну любовь к горам и считал, что лучше всего начать именно с этого.