Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.
Нам еще наступать предстоит.
Иона Деген (1944 г.)
Из неопубликованных воспоминаний Маршала Советского Союза Шапошникова Б. М. (АИ)
«…В конце декабря сорок первого года в ходе обсуждения дальнейших планов наступления наших войск на Калининском, Западном, Центральном и Брянском фронтах Сталин напомнил мне о письмах, хранившихся у него. В свое время материалы тех писем нам серьезно помогли. Вот и теперь Иосиф Виссарионович предлагал мне вновь воспользоваться сведениями оттуда.
Говорить о том, что те письма давали нам ответ на все вопросы, глупо. Мы пользовались ими как справочными материалами, так как целый ряд событий, описанных в них, не нашли своего отражения или были нами своевременно не допущены. Например, прорыв войск 2-й ТГ в тыл Юго-Западного фронта, захват Брянска и т. д. Автор писем к Сталину, по моему мнению, будучи долго оторванным от своей исторической Родины, не смог предусмотреть великого патриотизма нашего народа, его веру в Победу над врагом. Не смог он предусмотреть массовый героизм и подвиг советского народа на оккупированной территории. Например, рейд по немецким тылам сравнительно небольшой оперативной группы войск НКВД, захват ею в плен Гудериана, уничтожение целой плеяды выдающихся полководцев Германии, создание Слуцко-Бобруйского кармана, героическая оборона Смоленска и Могилева, восстание в Минске. Что дало возможность советскому командованию своевременно подготовиться к обороне Москвы, накопить необходимые стратегические резервы и уничтожить врага.
Верил ли Сталин изложенному в тех письмах? Я думаю, что до конца нет. Но то, что он их хорошо изучил, могу утверждать. Об этом говорили его закладки и пометки на страницах писем. Слишком уж там был пессимистический вариант развития ситуации для наших войск. Тем не менее надо отдать должное профессиональной подготовке автора, его аналитическим способностям, предусмотревшего еще задолго до войны возможный сценарий боевых действий и указавшего на возможные ошибки при проведении тех или иных операций…
…С учетом того, что складывавшаяся в тот период обстановка на советско-германском фронте в целом соответствовала описанному в письмах, мы воспользовались анализом возможных ошибок, совершенных нашими и германскими войсками в ходе проведения Ржевско-Вяземской стратегической наступательной операции 1942 г. Благодаря этому нам в значительной степени удалось осуществить многое из задуманного в ходе Сычевско-Вяземской, Торопецко-Холмской, Ржевской наступательных операций войск Калининского фронта, Минской и Вяземской воздушно-десантных, Можайско-Вяземской наступательной операций войск Западного и Центрального фронтов…»
Из воспоминаний красноармейца Пономарюка Андрея Станиславовича (АИ)
В армию меня призвали по мобилизации в июле. У нас в артели я был лучшим краснодеревщиком, поэтому директор наш Семен Григорьевич никак не мог с этим согласиться. Все «бронь» в горкоме партии пытался мне сделать как нужному в производстве человеку. Да не вышло, все равно призвали. Так попал я в саперы. Под Смоленск. Батальон наш там оборонительные укрепления строил.
В плен попал в августе. Нашему взводу тогда поставили задачу восстановить разрушенный авианалетом мост. Приказ нам тогда был срочно все исправить, так как войска выходить из окружения там должны были. Мы приехали, посмотрели, что к чему. Нужно было заменить часть настила и столбов. По-хорошему там работы той было часа на два, а вот времени-то столько и не было. Наши вроде как уже на подходе были, и требовалось ускорить работы. Вот только народа у нас для этого мало было, а помогать нам было некому. Охрана моста во время налета погибла. Взводный в деревню, что в пяти километрах стояла, поехал насчет помощи узнать. Ну, а мы делом занялись. Ребят погибших в воронке похоронили. Потом в рощу, что неподалеку была, я с десятком парней пошел бревен напилить. Управились быстро. Напилили и назад несем. Только мы к мосту подошли и бревна на землю положили, а тут немцы на всей скорости на бронетранспортере подъехали. Стоят, хохочут, руками показывают, чтобы мы, значит, продолжали работу. А у нас оружия с собой нет. Мы его, чтоб не мешало в работе, на телеге сложили. Тех, кто решился бежать, немцы из пулемета положили. Осталось нас стоять у моста от взвода всего двенадцать человек. Немцы опять руками показывают, мол, работайте, делайте свое дело. Пришлось делать, жить-то хочется. Мне тогда всего 25 лет было. Сначала мы одни работали, затем к немцам подкрепление пришло, в том числе и их саперы. Обер-лейтенант немецкий посмотрел, что и как мы делаем, похвалил, своих солдат на помощь прислал. Так что через два часа мост был готов, и немцы через ту речушку переправились. А наш взводный так и не появился. За работу немцы нас накормили, паек дали, разрешили погибших парней похоронить и как были с инструментами и вещами к себе в тыл отправили. В сопровождение дали двух своих раненых. Так мы до сборного пункта пленных и топали. Держали нас от остальных пленных отдельно в небольшом бараке. Обер-лейтенант, оказывается, записку своему командованию про нас написал, что мы специалисты хорошие. Вот немцы нас и использовали по специальности, на разные работы посылали. Чаще всего мосты да дома ремонтировать. За это кормили из своего котла, куда как получше других пленных, одежку какую-никакую давали. Старшим у нас был знающий русский язык, прихрамывающий на левую ногу пожилой немец. Он и за охранника, и за переводчика, и за начальника в одном лице выступал. Нас сам не обижал и другим в обиду не давал. Посредником в меновой торговле выступал. Я от скуки из остатков материалов поделки всякие вырезал, а он их менял у своих сослуживцев на продукты, папиросы или вещи для меня. Ну и себя и своих друзей не забывал, частенько просил какой-нибудь подарок сделать. Глядя на меня, и остальные наши мастеровые стали делать поделки да менять. В общем, по сравнению с другими пленными неплохо мы жили. Мастеровой человек – он нигде не пропадет. Я в немецком языке очень даже поднаторел, часто сам с немецкими инженерами и специалистами говорил.
В октябре нас под Оршу послали чинить железнодорожный мост, что партизаны взорвали. Дело было уже привычное, да вот я в реку упал. Слава богу, выплыл и свой инструмент не потерял. Простыл, не без этого. К тому времени у меня уже немецкие документы были. Поэтому лечиться определили в немецкий госпиталь. Там несколько палат для русских помощников имелось. Обслуживали нас русские и немецкие врачи. Хорошо лечили, дело быстро на поправку шло. Однако вскоре нас в Минск было решено эвакуировать, так как мест для прибывающих с фронта раненых и больных не хватало.