Ермаков, уходя, оставил мне на подпись толстую папку бумаг. Лишь после ухода всех я увидел, что это за бумаги – извещения о гибели моих бойцов. Было их слишком много – больше трехсот. Всех тех, кто погиб за последние три месяца в Белоруссии. Среди них было и извещение на Горохова. Петрович погиб неделю назад под бомбами во время авианалета на штаб Минской группы войск и расположенные рядом продовольственные склады. Вместе с ним погибло и почти все наше хозяйственное отделение. Глупая и совсем ненужная смерть. Елене рожать через пару дней, а тут такие новости…
В первый раз напился с горя…
С утра с еще большей силой ударился в командирскую карусель, не давая никому спуску и гоняя народ и в хвост и в гриву.
Тихо ночь опускается в горы,
Солнцу месяц выходит вослед.
Покидает гранитные норы
В это время чечен-моджахед.
Притаится в ночи за скалою,
Средь знакомых, изведанных гор
И, готовясь к смертельному бою,
Передернет упругий затвор.
И начнется в ущелье потеха.
Что ж, солдат, выпал жребий тебе:
Вдруг зальется кавказское эхо,
Вторя в такт автоматной стрельбе.
Затрещит вскоре дробь пулемета,
Смерть взметнется в подлунную муть,
И из наших, конечно, кого-то
Пуля тронет в славянскую грудь.
После, в общем, успешного боя
(Враг отбит и почти без потерь)
В гроб уложат солдата-героя,
Чтоб отправить куда-нибудь в Тверь.
Похоронку семейству солдата
Военком перешлет, что родной
Был убит, мол, тогда-то, тогда-то,
Мол, погиб, как боец и герой…
А солдата схоронят, как многих
Уж солдат схоронили окрест:
Водрузят средь крестов одиноких
На кладбище еще один крест.
А потом и другие, другие
Так же примут в кровавом бою
Смерть за родину – смерть за Россию —
За Россию святую свою!
Павел Иванов-Остославский
Не успел я как следует заняться батальонными делами, как поступило указание из наркомата срочно прибыть к начальнику 2-го Управления НКВД комиссару госбезопасности 3-го ранга Федотову. Честно говоря, меня, как и всякого человека, которому есть что скрывать, охватила тихая паника.
Из прошлой жизни я знал, что 2-е Управление НКВД – это контрразведка, на которую возложены следующие задачи: учет и разработка германских разведорганов и осуществление контрразведывательных операций; выявление, разработка и ликвидация агентуры спецслужб противника в Москве; оперативная работа в лагерях военнопленных и интернированных; наблюдение и контроль за разработками местных органов НКВД; учет и оперативный розыск агентуры противника, предателей и пособников фашистских оккупантов; охрана дипломатического корпуса, обеспечение очистки освобожденных от оккупантов городов и районов от оставленной здесь агентуры противника и организация в них оперативной работы.
Вот только где я, а где контрразведка! Нет, в своей деятельности мне, конечно, постоянно приходилось пересекаться с «контриками». Как-никак по немецким тылам шарились и со всякой швалью общались, захватывали предателей и сотрудников спецслужб Германии, секретные документы и т. д. и все это передавали контрразведчикам. Да и проверкой бойцов в батальоне после выхода с оккупированной территории «контрики» занимались. Здесь, в Москве, осенью прошлого года вместе активно работали и по охране центра города, и по бандитам, и по диверсантам. Уровень общения был соответствующим ему званию и должности. А тут вызов, и куда – к самому начальнику контрразведки! Как мне не заволноваться и не запаниковать. Дела в батальоне вроде были в порядке. Сведений о том, что кем-то из бойцов заинтересовалась контрразведка, не поступало. Утраты секретных документов что мной, что бойцами и командирами не было. Так что зачем меня вызывать, да тем более так «высоко», непонятно. Если только я где наследил! Был за мной такой грешок, и не один! Одно письмо Сталину чего стоило! Да и потом не по-детски чудил – и когда в Бресте служил, и когда по немецким тылам шли, и тут, в Москве, если честно, натворил дел. Успокаивало только одно – если меня раскрыли, то могли бы и пониже кому поручить решить со мной вопрос, а не дергать на самый верх. Уклоняться от встречи не имело смысла, опасность надо встречать в лицо, так что «будет то, что будет»…
По дороге к начальству мы на несколько минут остановились у почтового ящика в Измайловском парке, куда я бросил новое письмо Сталину. Вроде бы все прошло успешно, слежки не заметил, а водитель глупых вопросов не задавал. Будем надеяться, что письмо спокойно дойдет к адресату.
В установленное время я, чисто выбритый, в повседневном обмундировании, был в указанном кабинете. Там меня ждал мужчина лет сорока. Очки в тонкой металлической оправе на слегка полноватом, интеллигентном лице, задумчивый взгляд делали его больше похожим на университетского профессора, нежели на высокопоставленного руководителя Лубянки. Вот только «иконостас» говорил о другом. На гимнастерке комиссара госбезопасности 3-го ранга поблескивали ордена Боевого Красного Знамени, Красной Звезды, «Знак Почета», медаль «XX лет РККА», знаки «Заслуженный работник НКВД» и «Почетный работник ВЧК – ГПУ».
– Присаживайтесь, Владимир Николаевич. Разговор у нас с вами будет долгим. Как вы себя чувствуете? Вошли в курс дел своего батальона? – первым начал разговор комиссар 3-го ранга.
– Чувствую себя хорошо. Готов выполнить любое задание партии и правительства, – ответил я.
– Это неплохо. Возвращаться в Минск вам с вашими подчиненными не придется. После падения Лидского угла и оставления нашими войсками Докшиц положение войск минской группы осложнилось, тем не менее им пока удается удерживать занимаемые позиции. И это несмотря на то, что против них действует шесть дивизий врага и три дивизии их союзников. Данное положение связано с тем, что немецкие войска там не проявляют особой активности. В первую очередь они заняты удержанием занятых зимой рубежей и охраной своих коммуникаций в Литве и Белоруссии. Во-вторых, тем, что основные усилия ГА «Центр» и «Север» сейчас направлены на отражение наших атак в районе Суража, Велижа, Ржева, Сычевки, Вязьмы и решения вопроса с Демянским котлом. Для того чтобы остановить наше продвижение, командованию Вермахта срочно нужно изыскать резервы и избежать больших потерь в людях и технике. В противном случае в результате действия наших войск в окружении может полностью оказаться вся ГА «Центр», а это около миллиона человек из наиболее подготовленных войск Германии. Именно поэтому немецкое командование и вынуждено в какой-то степени мириться с положением в Белоруссии. Но ненадолго. Как только немецкое командование соберет достаточно сил и средств, оно обрушится всей своей мощью на 1-й Белорусский.
Естественно, оставлять 1-й Белорусский один на один с врагом никто не будет. Туда запланировано перебросить дополнительные подразделения десантников и армейской тяжелой пехоты, снаряжение и продовольствие. Боюсь, что это пока все, чем мы можем помочь вашим сослуживцам. По большому счету, мы сейчас наступать на фронте, кроме отдельных участков, тоже не можем. Войска устали, им требуется отдых и пополнение. Нужно подтянуть резервы, восстановить технику, накопить необходимые материальные средства, решить целый комплекс других вопросов. Как только это будет сделано, войска вновь перейдут в наступление, в том числе и те подразделения, которые вы подготовили и еще подготовите у себя на учебной базе.