— Что за ерунда, — сказал Кормак спустя двадцать минут и указал на другие брошенные лопаты. — Пусть еще несколько человек роют здесь.

Вскоре уже пять человек с лопатами перепахивали пляж. Настроение Кормака ничуть не улучшил тот факт, что оставленные фин галл лопаты был и его собственными, захваченными вместе с обозом.

Яма становилась все глубже и глубже, пока ее дно не начало наполняться морской водой. Тогда ирландцы принялись рыть рядом, расширяя область поиска.

Они уже начали выдыхаться, и Кормак позвал людей им на смену, а когда обессилели первые сменщики, позвал новых. Самые темные часы ночи они провели, перекапывая пляж. Затем факелы с треском погасли и некоторых воинов отправили собирать ветки и дрова для костра. Его сложили на краю ямы, чтобы в свете его пламени сразу же увидеть первый проблеск золота в грязи. Вею ночь одни поддерживали огонь, а другие выбрасывали все новые слои песка из ямы.

Рассвет был мрачным, полным густого тумана. Кормак потянулся и понял, что сумел заснуть, хотя не помнил, как и когда сел на песок. Он быстро встал.

Его люди все еще копали, но уже без всякого энтузиазма Яма насчитывала двадцать шагов в ширину и уходила на шесть футов вниз, до самой кромки морской воды, затопившей ее дно. Горизонт был пуст, фин галл давным-давно уплыли. Корона так и не нашлась.

Глава тридцать первая

Недруг сражен,

Торольв отомщен.

Стая волком

Топчет врагов.

Сага об Эгиле

Фланн мак Конайнг устало шагал от бараков стражи к главному дому. Мокрый плащ давил на плечи, но еще тяжелей было предвкушение грядущего разговора.

Маэлсехнайлл завтракал во внешней комнате своих спальных покоев. Стражник у двери объявил ему о приходе Фланна, и Маэл велел тому входить.

— Фин галл, господин Маэл, младший из них… — запинаясь, начал Фланн.

— Угу, — ответил Маэлсехнайлл, засовывая в рот кусок хлеба. Он прожевал и сглотнул.

Фланн выжидал. Если он сообщит новость, пока у короля полный рот еды, тот наверняка подавится и умрет.

— Что с ним? — спросил Маэл. — Умер от допроса?

— Нет, господин. Другой фи галл. Юный, по имени Харальд.

Фланн не стал напоминать королю о том, что Харальд был самым важным заложником, внуком Орнольфа, ярла. Он думал, что лучше бы Маэлу об этом забыть.

— Да, да. — Маэл помахал рукой. — Ручной зверек моей дочери. Так что с ним?

— Ах… ну… похоже, что он сбежал…

Маэл резко вскинулся.

— Сбежал? Как?

— Мы пытаемся это выяснить, господин.

— Не важно. Мы его поймаем. — Маэлсехнайлл поднялся, и на его лице появилось выражение странного голода. — Устроим охоту, заставим еще побегать.

— Да, но помимо этого, господин… — Фланн чувствовал, как его внутренности стягиваются в узел. — Похоже, что он похитил вашу дочь, господин. Похитил Бригит.

Маэлсехнайлл замер, буквально застыл на месте, и только взгляд его прожигал Фланна насквозь. Фланн десятки лет провел в сражениях, три раза чуть не умер от ран, но мог бы поклясться, что самым жутким в его жизни стал именно этот момент.

— Он… похитил ее?

— Да, господин.

Это была ложь, продуманная ложь. Стражник был вполне откровенен и дал понять: фин галл не похищал Бригит, это она помогла ему сбежать. Но об этом Фланн не собирался сообщать Маэлсехнайллу. Это было бы уже чересчур.

— Господин, он… — начал Фланн, но король его перебил:

— Что ты стоишь тут, дурень? Отчего не воз плавил погоню?

— Господин, я послал за ним стражу с собаками. Те уже взяли след, и я…

— К дьяволу стражу! К дьяволу, жалкий ты идиот! Поднимай ри туата, пусть собирают своих людей! Немедленно! Я хочу, чтобы все их воины через двадцать минут уже выехали из Тары! Мы обрушимся на этого жалкого северного ублюдка, словно ярость Господня!

— Да, милорд!

Фланн развернулся, готовый выбежать из комнаты и собрать армию Тары в поход. Но Маэл его остановил.

— Фланн мак Конайнг, — сказал он, и Фланн обернулся к своему королю. Не нравился ему этот тон, совсем не нравился.

— Да, господин?

— Это ты привел волка в мой дом. Ты и твоя сестра, ваши проклятые хитрые планы. Я этого не забыл.

Фланн ждал продолжения, но король ничего не добавил. Ему и не нужно было.

— Да, господин.

Фланн торопливо вышел, прошагал мимо спален к большому залу, где те ри туата, которые не напились накануне до полусмерти и не страдали от похмелья, сошлись на завтрак.

В дверь он ворвался, сбив с ног рабыню-подавальщицу с высокими кружками эля.

— К оружию! К оружию! Фин галл сбежал и похитил принцессу Бригит!

Какое-то время никто не шевелился и ничего не говорил. Все смотрели на Фланна с тем же молчаливым изумлением, с каким ранее смотрел на него Маэлсехнайлл. Фланн почти слышал, как в этих пустых головах ворочаются мысли. Тот, кто спасет Бригит от фин галл, наверняка завоюет ее расположение, а вдобавок и милость Маэлсехнайлла.

Ри туата поднялись, подобно прибою над скалами, и вскочили со своих мест, перепрыгивая через скамьи. Они звали своих пажей, требовали принести оружие, седлать лошадей, оповестить своих воинов, веля всем браться за оружие. Фланн никогда не видел, чтобы они так спешили — даже на звон обеденного колокола.

Прошло не двадцать минут, как требовал Маэлсехнайлл, но лишь немногим больше, и все воины Тары были уже в седле — те, кто имел коней, — или же вооружены и готовы к маршу. Из трехсот воинов, собранных для нападения на Лейнстер, почти две сотни давно оставили Тару. Почти все новобранцы вернулись к своим наделам, но профессионалы — наемники и ри туата не спешили расставаться с Тарой, где их бесплатно кормили и поили.

Именно они и выступили в этот поход. Задача была важной, и тем не менее они воодушевились в предвкушении забавы и в надежде получить личную выгоду и славу.

Возглавил армию сам Маэлсехнайлл. На нем был доспех, который убрали было прочь, когда отложили атаку на Ниалла Калле. Фланн ехал рядом; он надел свой шлем, кольчугу и тунику, накинув сверху тяжелый плащ. Он уже весь промок и пребывал в дурном настроении, которое, впрочем, вряд ли бы улучшилось при другой погоде.

Бриан Финнлиат, неловко трясущийся в седле, подъехал к нему и остановился рядом. Поверх кольчуги он натянул свою неизменную тунику, на зеленой ткани которой был нашит широкий красно-белый крест.

— Я послал людей с собаками во всех направлениях, мой господин, — доложил он. Дышал он тяжело, а смотрел едва ли не с отчаянием. Он любил Бригит, как родную дочь. Да и часто бывал для нее лучшим отцом, чем Маэлсехнайлл. — Но простите, милорд, под таким дождем тяжело взять след, вода смывает запах.