— Делать мне больше нехрена, — сообщил Васька Моряку, который зализывал ушибленный бок, осторожно кося на хозяина желтым недоверчивым глазом. — Ты не знаешь, у нас водяры не осталось?
Моряк дернул хвостом и куда-то удалился с гордым и независимым видом, скорее всего, опять в соседний курятник — душить цыплят.
Васька пошарил по углам, ища заначку, но только весь обвешался пыльной паутиной. На столе обнаружилась банка из-под огурцов, до половины наполненная мутным рассолом, и он пил из нее, пока в рот не полез укроп пополам со смородиновым листом и прочий хрен. Ему немного полегчало, и Васька вспомнил, что еще не заглядывал под печку. Вообще-то, водке под печкой быть не полагалось, но чего не учудишь с пьяных глаз?
Он заметил Митяя, только когда споткнулся о его ногу. Сначала он тупо уставился на эту ногу в рабочем кирзовом башмаке, гадая, откуда здесь могла взяться какая-то нога, когда обе его, Васькины, ноги при нем, и лишь потом заметил прикрепленного к этой ноге Митяя. Друг Митяй лежал уткнувшись мордой в просыпавшуюся из печки золу, и не подавал признаков жизни.
— Во, блин, — сказал Васька. — Неуж-то я по пьяни Митяя замочил?
Честно говоря, он давно подозревал, что когда-нибудь этим кончится. И сам подозревал, и Верка предупреждала. Она и накаркала, шалава, решил Дуб и уже начал прикидывать, что ему взять с собой в бега и в какую сторону податься, когда Митяй вдруг нечленораздельно замычал и подтянул под себя ту самую ногу, о которую споткнулся Васька.
— С-с-сука, — дрожащим голосом выдохнул Васька и принялся трясти собутыльника, пытаясь привести его в чувство.
С Митяем они сошлись давно и были, что называется, два сапога пара: вместе пили, вместе приворовывали на складе, где Митяй занимал почетную должность грузчика и ночного сторожа, вместе портили девок, когда были помоложе и еще представляли для последних какой-то интерес, вместе же судились по хулиганке и, отсидев свое, вернулись в родной колхоз с разницей в полгода — Дубу дали больше, да он и не спорил: какая, блин, разница… Они так сдружились, что шалава Верка иногда кричала ему, когда была надежда на то, что он ее еще слышит: «На Митяе своем женись и живи с ним, и е…сь с ним, алкоголик!». А какой-то умник из подрастающего поколения написал мелом на доске объявлений перед клубом: «Дуб с Митяем — раздолбай». Они тогда провели целое следствие, но так и не узнали имени автора. А жаль, они бы ему расписали задницу, да так, что потом не отмоешь: талантливый Митяй, загорая на зоне, освоил азы сложного и популярного в народе искусства татуировки, так что надпись могла получиться на славу.
То, что друг Митяй оказался все-таки жив, радовало несмотря на то, что он-то как раз подмочил свою мужскую репутацию, о чем свидетельствовало большое мокрое пятно, расплывшееся по грязным доскам пола.
— Э, Митяй, — снова начиная трясти друга, хрипел Васька, — вставай, весь пол обос…л, захлебнешься!
Немного позже они сидели во дворе, щурясь на серенький свет непогожего утра. Рядом, разложенные на поленнице, подсыхали Митяевы штаны, уже начавшие издавать характерный запах. Денег не было.
— Слышь, Митяй, — подал голос Дуб, — а давай бизнес сделаем.
— Какой такой бизнес? — не понял Митяй. — Ты че, в петухи подался?
— Темный ты, Митяй, — не обиделся Дуб. — Бизнес — это когда толкнул чего-нибудь, а бабки на карман.
— А чего толкать-то будем? Моряка твоего, что ли?
— Не. Мы рыбы наловим и Людке, продавщице, толкнем. И ей навар, и нам на опохмелку.
— Какая рыба, — простонал Митяй, придерживая обеими руками голову. Смотри, чтоб рыба тебя не поймала. Ты как хочешь, а я сейчас удочку не подниму.
— Какая, на хрен, удочка! Мы ее того… ну, ты в курсе.
— Это гранатой твоей, что ли? В нашем пруду? Ты че, блин, по зоне соскучился?
— На Белое поедем, — не сдавался Дуб. — Там место глухое, ни одна б… не услышит, и рыбы прорва, хоть ж… ешь.
— Далеко же! — взмолился Митяй. — Двадцать верст в один конец!
— За полчаса доедем, — кивнул Дуб в сторону сиротливо торчавшего посреди двора «Днепра». Митяй заметил, что переднее сиденье уже успела обгадить какая-то предприимчивая курица. — Полчаса на озере, полчаса обратно, всего будет полтора. И сразу к Людке за пол-литрой. Ты прикинь: полтора часа, и ты в порядке. А так ведь целый день промаемся.
— Может, Сидоровна нальет? — с надеждой предположил Митяй.
— Ага, — сказал Дуб, — нальет. Беги, разевай хлебало. Кто ее позавчера перед магазином за вымя хватал, молочка просил?
— Кто? — с интересом спросил Митяй, дивясь, как это он пропустил такой цирк и в то же время терзаясь смутными подозрениями. Подозрения немедленно подтвердились.
— Во дает, блин! — восхитился Дуб. — Я думал, ты помнишь. Я ж тебе, козлу, говорил: не жри ты этот денатурат, на кой хрен он тебе сдался…
— Я, что ли?..
— А то кто! Я думал, пришибет она тебя, насилу отобрал.
— Да, — опечалился Митяй. — Не нальет. Надо ехать, блин. У тебя штанов лишних нету?
Через полчаса, громко тарахтя ржавым глушителем, старый «днепр» с коляской лихо выскочил на верхушку поросшего соснами бугра, при этом едва не перевернувшись! Дубовец резко затормозил, и Митяй, судорожно цеплявшийся за него всю дорогу, со всего размаха воткнулся носом в спину приятеля.
— Да полегче ты, гондон одноглазый!
— Ты, кстати, не помнишь, кто мне вчера в глаз запузырил? Хорошо запузырил, гад, не видать ни хрена…
— Ты бы в зеркало на себя посмотрел. Вылитый Кутузов после Куликовской битвы.
— После Бородинской, тундра. В Бородинской битве ему глаз выбили.
— А кто выбил? — спросил Митяй, впечатленный глубокими познаниями ко-реша.
— Да хрен его знает. Немцы какие-нибудь. Псы-рыцари.
— Значит, и тебе тоже — псы-рыцари! — заржал немного отошедший на свежем встречном ветерке Митяй.
Внизу тот же ветерок легко морщил гладь озера, поднимая микроскопическую волну. Друзья извлекли из коляски заблаговременно надутую камеру от заднего колеса трактора и обломок доски, прихваченный запасливым Митяем в качестве весла. Следом они достали два больших прозрачных мешка, в которых когда-то хранились минеральные удобрения, и какой-то небольшой, но увесистый предмет, старательно завернутый в мешковину.
— Ну че, прям сразу и рванем? — спросил Митяй, наблюдая за тем, как Дуб осторожно разворачивает тряпку, постепенно обнажая что-то цилиндрическое.
— Не, — мотнул головой Дуб. — Подождем делегацию из ООН, чтоб, значит, все по правилам…
Он отбросил тряпку в сторону и взвесил на ладони гранату, примеряясь, как бы зашвырнуть ее подальше.