Альб тряхнул головой, прогоняя мысли о прошлом.
Егор быстро зашагал к бывшей стремнине Днепра, где журчали потоки мутной отравленной воды.
Альбинос подкинул на ладони генератор световой брони, потом глянул вслед Разину. Значит, этому здоровяку, человеку из прошлого, которому вроде бы не в диковинку всякие хитрые «агрегаты», — ему тяжело дается общение с доминантской техникой? А самому Альбиносу было просто? Во всяком случае, он не «тормозил», общаясь с Голосом, скорее уж у Голоса были трудности с пониманием. «Что же со мной такое? — в который раз подумал Альб. — Почему я не такой, как они? Вряд ли дело в двух сердцах, тут что-то другое…» Он догадывался, что может послужить объяснением, но боялся даже мысленно упомянуть свое сходство с золотоглазым пилотом, которого они с Эви нашли в шахте.
— Эй, Музыкант! — окликнул из сендера Тим. — Иди патроны считать, что ли? А то я засиделся уже.
Альбинос оглянулся, качнул головой и крикнул:
— Иду!
И зашагал к сендеру, на ходу сунув под рубаху генератор световой брони. Когда шайба присосалась к диафрагме, он ощутил уже знакомое покалывание по всему телу: устройство доминантов втянулось под кожу, словно растворилось и стало частью Альбиноса. В памяти всплыло слово, которое говорил его старый учитель Орест: «симбиоз».
* * *
Разин вскоре отыскал свежие колеи — верно, здесь прошли тяжелые машины, в топкой, перемешанной с илом почве четко отпечатались следы широких колес. Земля здесь была мягкая, вязкая, липла к сапогам, и каждый шаг сопровождался жирным чавканьем. Поток впереди журчал все отчетливее и звонче. Иногда сквозь плеск воды доносились гулкие хлопки, будто там ворочалось что-то тяжелое… Вот и ручей, блестит под луной, мерцает — течение быстрое. Разин остановился и присмотрелся. Колеи вели к мосткам из толстых досок, уложенных на камни и коряги и грубо сколоченных между собой поперечными плахами. После сезона дождей, когда ручьи вспухали, эти мостки, конечно, вода разрушала и обломки уносила вниз, но их восстанавливали сезон за сезоном. Где-то выше по течению до Погибели находился химкомбинат и склады удобрений. Сколько лет прошло, а всякий раз, когда вода в реке поднимается, вымывает новые порции отравы и несет по руслу Днепра ядовитые потоки… Что-то громко плюхнуло в ручье, взметнулись брызги. Разин остановился, дальше идти незачем, если прошли по мосткам тяжелые самоходы, то и сендер пройдет.
Над низким левым берегом лежал туман, в котором вяз лунный свет. С болота поднимались испарения, но сквозь них виднелось едва заметное бледно-коричневое пятно света — где-то очень далеко в болоте горели огни, их лучи едва достигали Днепра, слишком плотный был туман. В ту сторону вели мостки, и туда же указывала мечом отломанная рука железной женщины. Разин развернулся и пошагал обратно.
Когда он вернулся к сендеру, Альб спросил:
— Ну что там?
— Поедем, разберемся. Проехать можно. Заводи.
Разин опустился на соседнее сиденье и прислушался к ощущениям — вроде полегчало, шум в голове прошел, хотелось спать. Альбинос развернул сендер и медленно порулил к мосткам, в лунном свете уже показалась колея, оставалось только держаться ее. Белорус принялся разглагольствовать:
— Ну, будем говорить, поначалу все понятно — мы найдем подворье этого Губерта, заберем «Панч». А потом что? В Киев нам теперь соваться не с руки. Старый хрыч Зиновий нас не пропустит подобру. Слушай, Тур, а может, разнести им всю Лавру, к некрозу? С нашим-то «Панчем», с нашим оружием! А что? Подкатили, да и вмазали ракетами! Чтобы знал, хрен бородатый, с кем связался, а?
— Это глупо, — отозвался Туран, напряженно глядя вперед.
— Зато весело как!
— Во-первых, нас к Лавре просто так не пропустят; во-вторых, у монахов все под землю упрятано, и продолжают копать да катакомбы исследовать, ты же видел. Владыка Баграт велел под землю укрываться. Ну и в-третьих, Лавру-то за что? Не все монахи против нас, взять того же Хортея — нормальный же человек. Это Зиновий им головы задурил своими пророчествами.
— Зиновий — великий шаман, — прогудел Илай. — У него посох, в посохе духи живут, он с ними говорит, они подсказывают.
— Какие еще духи? — бросил Разин.
— Злые.
— А я тоже видел, — подхватил Белорус, — он с посохом советовался. Пошепчет, послушает, пошепчет, послушает… И камень такой на посохе, блестит!
— Это не камень, — возразил Туран, — а локация. И приемник там, наверное, и еще…
— Что за локация? — Разин слушал с недовольством, его-то не очень интересовали духи и шаманы. — И вообще, что в вашем грузовике такого, что Зиновий его Губерту отослал?
— Ракеты у нас там, — с готовностью стал рассказывать Белорус. — Елетроника, которая железо чует и туда ракету пуляет. Хоть омеговский танкер, хоть что прошибет. Знатная вещь, харьковскими оружейниками сработана, а то и вовсе из старых времен! Так что, Тур, у Зиновия на посохе такая же локация?
— Хренация, — перебил Разин. — Помолчи, что ли. Туран, что за посох?
— Я думаю, там у него в самом деле локация, экран такой, куда можно картинку перенести. Когда нас в Лавре схватили, Зиновий поднял посох и водил им туда-сюда, показывал нас тому, кто в локацию видит все, что перед посохом. Потом он Зиновию как по радио что-то сказал, тот ответил, вот и казалось, что с посохом он болтает. Понимаешь, Илай, это электроника, техника такая, а не духи.
— Духи везде, — стоял на своем старый мутант. — Духи в технике, в простой палке, в камнях живут.
Туран покосился на старика и продолжил:
— Вот я и подумал, что если у Губерта техника старая, до Погибели сработанная, вездеход, автоматы, которыми теперь охрана Зиновия вооружена, и все такое. Подумал: с Губертом он говорит через посох, так?
— Верно, — сказал Разин. — Музыкант, здесь осторожней. Держись колеи.
— Ладно.
Альбинос медленно повел сендер по свежим следам, оставленным монахами, подъехал к мосткам, сколоченным из досок, и снизил скорость еще больше. Мостки были покрыты толстым слоем грязи, ими часто пользовались. Сендер вкатился на доски, под колесами заскрипело, мостки гнулись, но держались надежно. Ручей журчал уже совсем рядом, потом доски прогнулись сильнее, плеск раздавался уже под сендером. Поток наверняка был неглубок, и над ним высились валуны, которые и служили опорой.
Рядом что-то оглушительно хлопнуло по воде, борт сендера обдало брызгами. В русле ручья заворочалось длинное тело.
— Это что было? — насторожился Белорус. — Это чуды? Про которых монашек толковал?
Белорус привстал, чтобы оглянуться, — сендер уже миновал середину потока, и тот, кто плескался в ядовитой воде, остался позади.
Илай дернул Тима за жилетку и усадил на место:
— Не бойся, не выпрыгнет.
Под досками с хрустом просела галька, мостки пересекли островок, впереди снова было узкое русло, по которому катил мутный поток. Волны набегали на камни, сталкивались, взлетали брызги.