– Отец наш… защити дланью своею… – выдохнул предводитель гномов и, коротко кивнув, указал двоим гномам в сторону поселения: – Начинайте! Всех поднимайте!
– И первыми пусть к сгархам зайдут женщины! – вовремя спохватился я, глядя на перегородивший мрачное узкое ущелье каменный завал. – Сгархи будут очень злы, если их разбудят в столь неурочный час… но выбирать не приходится. И пусть в жилой пещере дадут им проход до самого подъемника! Проклятье! Я как чувствовал, что никто не даст нам подготовиться заранее! Проклятый Тарис! Чего он вдруг так заторопился?!
– Что-то произошло, – ответил священник. – Птица, принесшая послание, сохранила в своем невеликом умишке воспоминание о вернувшемся в лагерь отряде шурдов – потрепанных, израненных, всех в крови. Если судить по числу поганых тварей, то ушел разведывательный отряд большой, а вернулся малый. И весь погрызенный. Они столкнулись с кем-то сильным. Сумели вернуться. Доставили весть. И богомерзкий Тарис тут же заспешил, засуетился, гниль темная! Но что случилось? Сильный враг? Иная важная весть?
– Иная весть… – повторил я, изо всех сил пытаясь заставить разум выйти из некого ступора. – Например, о строящемся где-нибудь поблизости великом храме Раатхи…
– О чем ты?!
– На ходу, – ответил я, переходя на быстрый шаг и двигаясь прочь от поселения – по отрогу ущелья прямо к входу в недра Подковы и навстречу подходящему врагу.
Мне надо, очень надо взглянуть на силы грозного противника, увидеть воочию их ряды и хоть приблизительно подсчитать количество. От этого будет зависеть очень многое в моей дальнейшей стратегии.
Лавируя между камнями, придерживая рукой рукоять меча, я двигался вперед, одновременно рассказывая легко следующему за мной отцу Флатису все подробности беседы с Тарисом. Лицо священника не выражало ровным счетом ничего, хотя пару раз он бросил неопределенный взор на мой мешок, где хранилась шкатулка со сломанным кинжалом. До этого я не стал ничего рассказывать – не тайны ради – просто замотался.
И вот сейчас наверстывал упущенное, особенно и не пытаясь понять, как на это реагирует старый отец Флатис – не до этого мне было. К моменту, когда я подобно одинокому воину встал у самого края ущелья, у самого входа в наш дом, я завершил и рассказ. Священник молчал. Да и я устал говорить. И просто стоял и смотрел вдаль, на открывшуюся нашим взорам холмистую местность, разбегающуюся во все стороны. Во многих местах снег сошел. Белые пятна остались лишь на теневых склонах. Бурая сырая земля с частыми зелеными пятнышками.
Весна пришла…
И вот по этим едва-едва проклюнувшимся робким зеленым росткам шагал враг, безжалостно попирая хрупкую жизнь, втаптывая ее в грязь. Пока что враг был похож на грязевую лавину, медленно катящуюся вперед.
– Как поэтично. Как грозно, – тихо произнес я, закладывая руки за спину. – И как страшно… не за себя…
– За них… – закончил за меня фразу седой старик, вставший рядом, плечо к плечу. – За тех, кто еще не пожил… за тех, кто еще не родил… за тех, кто еще не любил…
– Поэтично, – повторил я. – Может, надо было становиться не священником, а бродячим менестрелем? А, отче?
– Кто знает, – широко улыбнулся отец Флатис, бережно отряхивая латаную-перелатаную белую тунику священника, виднеющуюся из-под тяжелого мехового плаща. – То мне неведомо. Но если уж брать так глубоко, то лучше бы не было той давнишней засухи в одной небольшой деревушке… Ну что? Одолеем? С божьей помощью-то…
– Я редко жду помощи от Создателя, – хмыкнул я, накидывая на голову капюшон. – У него и без нас хватает забот. А такой, как я, непринятый ни в рай, ни в ад, вряд ли дождется благодати.
– Если просить только за себя будешь… не дождешься, – согласился старец. – Видишь? Впереди?
– Костяные пауки, – ответил я. – Много. И киртрассы. Бегут впереди…
– Мерзкие твари… взор мой не тот, что раньше, вижу лишь несколько десятков.
– Как и я. Четыре десятка.
– Беда, – выдохнул священник. – Не может такого быть, что Тарпе своей темной волшбой сотворил столь мало тварей. Это основная сила поганых некромантов – быстрые, ловкие, умные, обладающие магией, смущающей умы. И всего четыре десятка послано на приступ сих стен? Вздор!
– Да, – согласился я. – Пауков слишком мало. Не было материала для изготовления?
– Материала? Это тебе не деревянные чурки для поделок, Корне! – рявкнул отец Флатис. – Души человеческие там корчатся в агонии!
– Да-да… – абсолютно не смущаясь, кивнул я. – Четыре десятка пауков… за ними идут шурды и гоблины. Их рать…
– Несколько сотен.
– Но гоблины не желают воевать…
– До тех пор пока за их спинами стоит сам Тарис Некромант, их ужас будет настолько силен, что даже трусливые гоблины превратятся в хрипящих от злобы берсерков! Ибо они знают – если дрогнут и повернут назад, из судьба будет настолько ужасной, что смерть от камня или меча покажется великой милостью… И еще! Я говорил тебе, Корне, – проклятый некромант может напитать любое, пусть даже самое тщедушное существо, толикой той силы, что бурлит в нем самом. Долго тело несчастного гоблина не выдержит, лопнет, словно перезрелое яблоко при ударе о землю, но до тех пор он будет опасным врагом с нешуточной силой и ловкостью. Я много раз повторил это и Рикару. И остальным. Повторю и тебе – не вздумай проявить беспечность, коли пред тобой встанет хилый гоблин с ржавым мечом.
Я молча кивнул, не став говорить, что вот прямо сейчас я отчетливо чувствую пульсирующую в теле старика жизненную силу. Почую я ее и в гоблине и в шурде – и сразу увижу того, в чьем теле ее чересчур много. Для меня это словно вкусная медовая сладость, разлитая в хрупкие мясные сосуды…. Создатель… я стал облекать свои мысли в несвойственные мне слова…
– Я принес, святой отец! – юный запыхавшийся голос раздался позади нас.
Стефий едва дышал, уцепившись побелевшими пальцами в камень скалы, за его спиной виднелся большой мешок.
– Ты поспел вовремя, – расщедрился на скупую похвалу старик и тут же попенял: – Да не стой столбом! Доставай!
– Да, отче, – выдохнул подросток, стягивая с плеч лямки. – Отец Флатис… эта штука, что в шкатулке у господина… она радуется… радость темная, недобрая… алчная….
– Вот это да, – удивился я, глядя на Стефия. – Верно.
– Верно, – кивнул и священник. – Твой дух растет, сын мой. Похвально.
Стефий почувствовал эмоции древнего сломанного артефакта, пробудившегося всего с минуту назад. Сейчас костяной кинжал чем-то был похож на беспомощного стервятника с перебитыми крыльями, лежащего на раскаленном песке и вдруг увидевшего над головой тяжелые красные облака, обещающие обильный кровавый дождь… Артефакт, созданный Тарисом, уже предвкушал, уже видел еще не пролившиеся реки крови… откуда прознал? Не иначе как сам Тарис и рассказал невольно, ведь между ними особая связь.
Сегодня интересный день… на самом деле поэтичный…