– Уверены?
– Да, – ответила я. – Спасибо, мистер Росс.
– Прошу прощения?
– Спасибо, да, – произнесла я очень сдержанно. – Все хорошо.
Помолчав секунду, он сказал:
– Очень рад это слышать.
Когда он ушел, Эллис склонился ко мне и спросил:
– Ты спятила? Что с тобой такое? Нельзя же швыряться вещами на людях!
– Я не хотела ничем швыряться, – ответила я, в отчаянии глядя на Хэнка. – Это вышло случайно. Прости, Хэнк.
Он кивнул и примирительно махнул рукой:
– Да ничего.
– А я не верю, что это случайность, – заметил Эллис. – Ты себя ведешь как распоследняя сука с тех пор, как мы вошли в эту дверь.
У меня перехватило дыхание. Со мной в жизни никто так не разговаривал. Даже в своей новогодней тираде свекровь говорила обо мне в третьем лице. Более того, поскольку все в зале по-прежнему смотрели на нас, они все слышали.
– Эллис! – прошипел Хэнк, неожиданно словно протрезвев. – Возьми себя в руки.
Когда я встала, пересекла комнату и скрылась на лестнице, то полностью осознавала, что все на меня смотрят – все, кроме мужа.
Напиться до безобразия Эллису случилось, безусловно, не впервые: как-то на вечеринке он опрокинул поднос с напитками, когда ему показалось, что официант подает их не в том порядке. Случаи эти все учащались с тех пор, как ему поставили дальтонизм, но до этого вечера он ни разу не обращал свою ярость на меня. Именно я всегда могла его успокоить и убедить, что пора идти домой.
Теперь я была вдвойне уверена, что поступила правильно, обратившись к отцу, и надеялась, что он меня не подведет. Еще я надеялась, что Эллис найдет чудовище в мое отсутствие, и это возымеет благотворный эффект, потому что иначе я не могла избавиться от ощущения, что увидела свое будущее.
На следующее утро в десять я постучалась в дверь Эллиса, надеясь застать его одного. Мужа не было в номере.
Спускаясь по лестнице, я увидела Анну, которая чистила тяжелый серебряный подсвечник, стоявший на каминной полке. Лицо у нее было сморщено так, словно она только что съела незрелую хурму.
Я задумалась, слышала ли она о вчерашней сцене. Потом задумалась, смогу ли когда-нибудь смотреть в лицо кому-то из посетителей бара, не говоря уже про мистера Росса.
Хэнк и Эллис сидели за столом, на них была толстая шерстяная одежда во много слоев и ботинки с подковами. Сумки и снаряжение лежали кучей на полу рядом с ними, там же были брошены их пальто, шляпы и перчатки. Я не поверила своим глазам. Они снова собирались уйти.
Я проплыла мимо них и села у окна.
Эллис тут же ко мне подошел.
– Милая, что случилось?
Я кивком указала на кучу сумок у ног Хэнка.
– Вы хоть записку собирались в этот раз оставить? – спросила я, стараясь говорить потише.
– О чем? – он оглянулся, потом снова посмотрел на меня с удивлением. – Об этом? Так это наше полевое снаряжение. Мы ждали, когда ты встанешь. Но, судя по твоему лицу, ты расстроилась, что мы ездили в Инвернесс.
– Без меня, – с напором прошептала я. – А если бы хозяин меня вышвырнул?
Перьевая метелка Анны застыла над каминной полкой, перья слегка подрагивали. Было совершенно ясно, что Анна слышит каждое слово.
– Я точно знал, что Черная борода тебя не выгонит.
– Откуда? – поинтересовалась я, уже не понижая голос.
– Спросил его, как еще.
Анна бросила метелку и, топая, направилась в кухню.
Эллис потянулся через стол и взял меня за руки.
– Милая, девушка должна была тебе сказать. И я не пытался ничего скрыть, просто мы с Хэнком только за завтраком поняли, что нам нужны карточки и противогазы или мы все тут с голоду умрем, о других вариантах даже не будем. Мне и в голову не пришло, что ты захочешь с нами. Нам пришлось упрашивать, чтобы нам позволили поехать в кузове грузовика с керосином. Воняло там оглушительно, и всю дорогу пришлось сидеть на корточках. Тебе бы там было нехорошо.
Он склонил голову набок, пытаясь поймать мой взгляд.
– Милая? Что еще случилось? Ты по-прежнему расстроена.
– Ну да. Разумеется.
– Из-за чего? – спросил он.
– А ты как думаешь?
Лицо у него было озадаченное.
– Мэдди, я понятия не имею.
– Он ничего не помнит, – подал голос из-за другого стола Хэнк. – Слишком обильные возлияния, боюсь.
– Ты вчера меня очень грубо обозвал, – сказала я. – Очень грубо. При людях.
Эллис нахмурился:
– Я бы в жизни этого не сделал. Ты наверняка ослышалась.
– Не думаю, – отозвался Хэнк. – Уверен, все в зале слышали. Мне к вам пересесть или предпочитаете, чтобы я восполнял пробелы, крича на всю комнату?
– Что я сказал? – спросил Эллис.
– Не стану я такое повторять, – ответила я.
Эллис сжал мои руки:
– Мэдди, прости. Если это правда, значит, я явно слишком много выпил – я бы в жизни тебя не оскорбил, будь я в своем уме. Я тебя обожаю.
Я устремила глаза на камин у Эллиса за спиной, но он взял меня за подбородок и развернул к себе. Вопросительно, искательно поднял брови.
Через пару секунд я вздохнула и закатила глаза.
– Умница моя, – сказал Эллис, расплывшись в улыбке.
– Если у нас опять тишь да гладь, отправимся с этим цирком на гастроли? Солнце встало, время идет, – заметил Хэнк. – Мэдди, радость моя, ты, конечно, сногсшибательно выглядишь, но по кустам в таком наряде бродить не получится. Ты не взяла с собой ничего более…
Он покрутил пальцем в воздухе.
– Не знаю, в стиле клепальщицы Рози?
– Вот это больше похоже на правду, – сказал Эллис, когда я вернулась переодетая.
Хэнк отправился на пристань, договориться насчет лодки, а Анна подошла к нам только для того, чтобы плюхнуть на стол тарелки с кашей из ящика.
Я взглянула на свои рабочие брюки, куртку сафари и ботинки и понадеялась, что Анна не выйдет из кухни, пока мы здесь. Я казалась себе смешной.
– Вот, – сказал Эллис, протягивая мне ярко-красную кожаную сумку.
К ней крепился ремень с блестящей медной пряжкой, чтобы регулировать длину.
– Что скажешь? Хорошенькая, правда?
– Очень яркая, – согласилась я. – А что это?
– Твой противогаз. Футляр с пропиткой, поскольку, похоже, тут всегда или дождь, или снег, – пояснил Эллис, постучав по крышке своей сумки, темно-коричневой.