У кромки воды | Страница: 61

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Она подчеркнуто отвернулась, вероятно, чтобы облегчить мне исповедь.

Я колебалась недолго.

– По-моему, я развожусь, – прошептала я.

– Разводишься!

Анна резко обернулась, глаза у нее были так вытаращены, что радужка оказалась со всех сторон окаймлена белым.

– Это ты будешь, как Уоллис Симпсон!

Я сжалась.

– Надеюсь, что нет. Я только собираюсь пока. Если вообще смогу выяснить, как это делается.

Переваривая то, что я сказала, Анна снова повернулась к кровати. Глаза у нее были по-прежнему вытаращены.

– Не надо было мне ничего говорить, – сказала я. – Я тебя шокировала.

– Нет, – ответила она, яростно мотая головой.

Между нами повисла тишина, и я погрузилась в отчаяние. Мне было невыносимо думать, что я разонравилась Анне.

– Ты считаешь, я ужасная, да? – спросила я.

– Не глупи, – ответила она. – Он с тобой так обращается, что смотреть больно. Мне просто в голову не приходило, что с этим можно что-то поделать.

Я вспомнила петуха, заточенного под корзиной по воскресеньям, и поняла, что в Гленаркете, судя по всему, разводы не приняты.

– Он знает? – спросила Анна.

– Нет, и надо, чтобы так пока и оставалось, потому что, когда я ему скажу, мне придется куда-то переехать. Если найду, куда.

– Ох да, – кивнув, сказала она. – Могу себе представить, каково будет оставаться с ним под одной крышей, когда ты ему скажешь.

Я взглянула на распухшее окровавленное лицо Мэг и подумала о том, как трещала дверь, когда мой разъяренный муж бился в нее, пытаясь до меня добраться.

– Боюсь, все куда хуже.

Взгляд Анны заметался между мной и Мэг, глаза ее снова распахнулись, на этот раз понимающе.

Мы беспомощно посмотрели друг на друга, потом снова уставились в огонь. Длинные тени от него танцевали на потолке, а потом резко сворачивали на противоположную стену, словно по согнутому листу бумаги.

Хотя я в общем-то не так много и сказала, выдала я, судя по всему, больше, чем следовало. Однако думала я о том, не настроило ли Анну сказанное на продолжение разговора по душам.

– Анна, – начала я, – я знаю, не мое это дело, но, пожалуйста, не могла бы ты мне рассказать, что случилось с Энгусом? Я знаю, он тот, с надгробия, тот, кто не погиб. Но больше я не знаю ничего.

Она нахмурилась и захлопала глазами, глядя на меня и обдумывая просьбу.

У меня запылало лицо. Я совершила ошибку, спросила о том, что не имела права знать. Устыдившись, я отвернулась к противоположной стене.

Анна за спиной тяжело вздохнула.

– Ну, – сказала она, – от него ты об этом не узнаешь, потому что он об этом не говорит, и, пусть я не из тех, кто болтает, это не то чтобы государственная тайна, так что, думаю, он против не будет.


С тех пор как надгробие впервые попалось мне на глаза, я успела сочинить миллион разных сценариев, но ни один не был так трагичен, как правда. Единственным телом под камнем было тело ребенка.

– Mhàthair принимала у нее роды, в этой самой комнате, – рассказывала Анна. – Тогда, почти наверняка, последний раз огонь в камине и разводили. Малышка прожила всего пару минут, Господь упокой ее душу. Тогда-то Майри, считай, конец и пришел. А потом, спустя месяц, день в день, пришла телеграмма, что Энгуса больше нет. Я была рядом, когда Уилли ее доставил. Она по-прежнему в несгораемом ящике внизу лежит. Пришла в Валентинов день, подумать только.

– А когда вы узнали, что это неправда?

– Слишком поздно для бедняжки Майри.


В тот первый раз, стоя возле надгробия, я подумала, не от разбитого ли сердца умерла Майри, и выяснилось, что так оно и было. Через две недели после того, как ей сообщили, что Энгус погиб, она пошла к замку, спустилась через Водные ворота по склону и вошла в озеро. Рыбак, который заметил Майри, в ужасе бросился грести, но не успел ее вытащить, а тело так и не нашли.

Когда Анна мне об этом рассказала, мое сердце сжалось. Я поняла, что видела Энгуса у могилы жены и ребенка.

– Они давно поженились? – спросила я.

– Влюблены были много лет, но повенчались, только когда началась война и Эгнус записался в армию. Так со многими было.

– Господи. Они и двух лет не были женаты.

– Да. Война много что оборвала.

Анна замолчала, и я поняла, что она думает о своих братьях.

– Они часто виделись, пока Энгус не ушел на фронт? – спросила я.

– Время от времени. До апреля сорокового, когда бои стали жарче, вскоре после того Энгуса первый раз ранили.

Анна рассказывала мне, что произошло, а я поражалась не только тому, что слышала, но и тому, насколько хорошо Анна обо всем осведомлена. Потом я вспомнила, как невелика была деревня и как огромна трагедия – даже в наше время, полное трагедий.

Во время битвы за Дюнкерк Энгус возвращался на линию огня не раз и не два, а целых три раза, чтобы вытаскивать своих, хотя был ранен шрапнелью в бедро. Его отвага привлекла внимание командования, и когда он вылечился, его позвали во вновь создававшуюся Бригаду специальной службы.

В «Бригаду грязных штук» Уинстона Черчилля попадали только самые отчаянные, то было элитное и смертоносное подразделение, созданное с единственной целью – установить «власть страха на вражеском побережье». Тренировалась бригада в замке Ахнакарри – он к тому времени стал более известен как замок Коммандос – под началом пятнадцатого лэрда Лавета, взявшего за основу принципы действия маленьких диверсионных групп, которые произвели на его отца большое впечатление во время Англо-бурской войны.

Энгуса и других потенциальных коммандос высадили на железнодорожной станции в Спеане, в семи милях от лагеря, налили по кружке чая, а потом предоставили самим, в полной боевой выкладке, невзирая на погоду, искать дорогу к замку. Те, у кого получалось дойти, проводили шесть изматывающих недель, упражняясь с боевыми патронами; их ставили на грань физического истощения. Учили всем возможным способам убить человека, даже если ты безоружен.

Энгуса отправили на задание, дав ему всего несколько дней увольнения, однако этого хватило, чтобы Майри забеременела. Через девять месяцев он был серьезно ранен – практически выпотрошен – во время рукопашной схватки во Франции, но упал только после того, как перерезал противнику глотку краем своей каски.

Пока Анна рассказывала, я словно видела все это в уме, картина неуклонно разворачивалась передо мной. Я сочинила бесчисленное количество версий того, что случилось, но эта была хуже всего, что я придумала. Я видела, как Энгус переламывается пополам, силясь устоять на ногах, как он одной рукой пытается удержать свои внутренности, а другую выбрасывает вперед, чтобы сразить вражеского солдата. Видела, как Энгус падает, как умирает, как его открытые глаза смотрят в синее небо, а мысли обращаются к жене и ребенку, который вот-вот должен родиться, а может быть, и уже появился на свет.