Утром, едва выйдя из своей комнаты, я услышала, как внизу разговаривают Эллис и Хэнк, и несколько раз глубоко вдохнула, чтобы успокоиться.
Я, как-никак, была дочерью своей матери, и умиротворение Хэнка и Эллиса должно бы было даться мне легко, пусть даже я совершенно не хотела этим заниматься. А на меня вместо этого навалились тошнота, оцепенение и сонливость. Словно с моим мозгом уже поработали, а мне никто не потрудился сказать. Я гадала, какова эта процедура и сохраню ли я хоть какие-то воспоминания после. Думала о том, получится ли у меня завести новые.
Анна сидела у огня, полируя набор столовых приборов, разложенный на куске фетра. Она подняла взгляд, когда я проходила мимо, и мы ненадолго встретились глазами; интересно, подумала я, что ей рассказала Мэг.
– Доброе утро, милая, – сказал Эллис, вставая и отодвигая для меня стул.
– Доброе утро, дорогой, – ответила я.
Когда я произнесла ласковое обращение, на лице Эллиса мелькнуло изумление, как и вчера вечером. Хэнк посмотрел на меня и ничего не сказал. Отсутствие выражения на его лице меня испугало.
– Ты явно чувствуешь себя лучше, – заметил Эллис, снова садясь за стол. – Выглядишь, словно Рита Хейворт, собирающаяся на сафари. У тебя на сегодня планы?
– Да, – сказала я, разглаживая на бедрах рабочие брюки, словно они были из тончайшего шелка. – Я подумала, что сегодня пойду с вами.
– Правда? Почему?
– Потому что не видела вас сто лет, – ответила я. – Я соскучилась.
Хэнк и Эллис переглянулись.
– Сегодня не лучший день, чтобы брать тебя с собой, – сказал Эллис.
– Девушка может тебя неправильно понять, учти, – сказала я. – Обещаю, я не заставлю вас попусту тратить пленку.
– Погода ужасная, – подал голос Хэнк.
– Он прав, – согласился Эллис. – Ты видела, что творится снаружи? Небо свинцовое, сколько глаз хватает. Ни единого шанса, что прояснится.
Либо они собирались изготовить подделку, либо Эллис уже нажал на кнопку, и врачи из психиатрической лечебницы были в пути.
Из кухни вышел Энгус, увидел меня за столом с Хэнком и Эллисом и развернулся с презрительным рыком.
Эллис уставился ему вслед.
– Честное слово, по-моему, он – самый неприятный человек из всех, кого я встречал.
Мэг высунула голову из кухни:
– Вы трое будете с нами сегодня ужинать? У нас отличный суп и в кои-то веки нормальный хлеб.
– А разве мы не всегда с вами ужинаем? – спросил Хэнк со смешком.
Эллис закатил глаза и покачал головой.
– Да – в смысле, когда вы здесь, – ответила Мэг. – Сегодня будет местный деликатес, и у нас только одна буханка, чтобы макать в суп: пышная, белая, только утром испекли. Ее и близко на всех не хватит. Возвращайтесь пораньше, а то все съедят, потому что остальным достанутся свекольные сэндвичи на стандартном хлебе.
– В честь чего особое угощение? – деловито спросил Хэнк.
– Считайте, что в честь вашего возвращения, – ответила она и скрылась.
– По-моему, из-за этого лесоруба у нее теперь пары винтиков не хватает, – заметил Хэнк.
Эллис рассмеялся:
– По-моему, у нее всегда винтиков не хватало.
Местный деликатес.
Хотела бы я сказать, что сразу отмела эту мысль, но если мои подозрения были верны, Мэг состряпала, в буквальном смысле, единственное решение моей проблемы.
Могу ли я ей это позволить? Смогу ли потом с этим жить?
Интересно, Рона и Mhàthair вышли собрать необходимое или они уже в кухне?
Хэнк и Эллис только начали собирать вещи, когда открылась входная дверь, и вошел Уилли-почтарь. Он приблизился к огню.
– Доброе утро, – сказал он Анне. – А денек-то нынче dreich [22] .
– Это точно. Хотела бы я провести его у огня, – со вздохом ответила Анна. – Но поле само себя не вспашет.
– Да как же нынче пахать, будешь drookit [23] !
Лицо у Уилли было сердитое, но я слишком хорошо знала о его чувствах к Анне и угадала в этом выражение нежной привязанности.
– У меня плащ есть. Если промокну, в дом пойду.
– Уж потрудись, – ответил он, сурово кивнув. – У меня для твоих гостей письма. Точнее, письмо и телеграмма.
– Вон они сидят, – сказала Анна, мотнув в нашу сторону головой, словно иначе Уилли бы нас не нашел.
– И кто из вас мистер Бойд? – спросил он, подойдя к столу.
Хэнк протянул руку, и Уилли сунул в нее письмо.
Даже если бы почерк и не был безупречным, и от письма не исходил бы по-прежнему слабый аромат Soir de Paris, бледно-лавандовый конверт от «Бэзилдон Бонд» выдал бы автора сразу.
– О боже. Кажется, птичка все-таки меня выследила, – сказал Хэнк.
Он сунул нож под клапан конверта.
– Скорее всего, умоляет вернуться домой. Что ж, теперь уже скоро, а там, полагаю, мне придется надеть на ее прелестный дюпоновский пальчик кольцо.
Пока Хэнк вытаскивал письмо Вайолет, Уилли протянул мне телеграмму. Он смотрел в мои глаза довольно долго, и я поняла, что он что-то хочет сказать. Послание я взяла крайне неохотно.
– Давай, открывай, – сказал Эллис.
Я сидела неподвижно, сжимая в руках телеграмму. Я думала, что хуже уже некуда, но, судя по всему, я ошибалась. Эллису предстояло узнать, что мой отец умер, а еще о том, что я спрашивала, как получить развод.
Хэнк развернул письмо и стал читать.
– Если ты не собираешься читать, прочту я, – сказал Эллис, выхватив телеграмму.
Я закрыла глаза рукой. На несколько секунд, пока они оба читали, воцарилась тишина.
– Какого черта? Твой отец умер? – спросил Эллис. – Почему ты ничего не сказала?
– Господи, – глухо произнес Хэнк.
– Господи! – закричал Эллис, ударив ладонью по столу. – Черт, Мэдди! Мы богаче Креза! Мы богаче Хэнка! Но лишь потому, что ты не мальчик, и, слава богу, у нас нет мальчика, иначе нам бы пришлось назвать его в честь твоего деда, вместе с фамилией, просто чтобы получить доступ к процентам, а потом все чертово состояние отошло бы пацану в его двадцать первый день рожденья. Но, похоже, твой дед заглянул не слишком далеко. Ха! Ты перехитрила короля грабителей, моя блестящая бесплодная принцесса. Теперь мы сможем купить собственный дом на Риттенхаус-сквер – и пусть полковник провалится!
– Она меня бросила, – тихо произнес Хэнк. – Она меня к чертям бросила…
Я взглянула на него сквозь пальцы. Хэнк был бледен, лицо у него вытянулось. Эллис прыгал по комнате, как дурацкий лепрекон. Телеграмму он оставил на столе. Я подобрала ее и прочла.