В другие времена целибат навязывался в принудительном порядке. Мужчину или женщину бросали в тюрьму, где сексуальные отношения были запрещены. Вплоть до прошлого столетия домашняя прислуга в Европе нередко была обязана соблюдать целибат, причем иногда пожизненно. В Англии некоторые слуги-мужчины могли жениться, а женщины – нет, потому что наниматели не хотели связываться с неудобствами, которыми были чреваты браки их служанок с последующими беременностями и рождением детей. Графиня де Карлайл ревностно следила за своими служанками, требуя от главной горничной докладывать ей о любых случаях, когда кто-то из ее подопечных не «регулярно стирал свои месячные гигиенические прокладки», как «свидетельство того, что они не ждут ребенка» [805] . Многие женщины при этом проводили всю жизнь в непорочной службе, давая отпор сексуальным домогательствам своих властных хозяев.
Холостяцкая жизнь или соблюдение целибата также требовались для занятия некоторыми ремеслами и профессиями. Ученики не могли жениться даже тогда, когда становились квалифицированными подмастерьями, а потом им приходилось ждать еще несколько лет, пока они получали звание мастера. Часто их поздние браки заключались либо после долгого периода уязвленной непорочности, либо после блуда с проститутками. В средние века крепостные мужчины нередко оставались холостяками всю жизнь.
Преподаватели всех уровней тоже часто сталкивались с запретом на брак – или соблюдай целибат, или выбирай другую профессию. В отличие от брахмачарьи – традиционного инструмента, используемого индийскими студентами и учеными, требование соблюдения целибата нередко налагалось на нерадивых сотрудников высших учебных заведений Запада. До 1882 г., когда это требование было смягчено, преподаватели Оксфорда и Кембриджа занимали должности на условии соблюдения целибата и холостяцкой жизни. При этом некоторые цинично замечали, что кое-кто из них имел любовниц, а другие частенько навещали девиц легкого поведения. Но многие профессора были сознательными и добросовестными мужчинами, жившими в свойственной ученым атмосфере целибата в комфортабельных и хорошо обслуживаемых «хрустальных дворцах» с широким кругом дружеского общения. До XX в. в Европе и Северной Америке женщины-преподаватели сталкивались с такими же ограничениями, налагавшимися на них строгой бюрократией учебных заведений, не жаловавшей работавших там женщин доброжелательным и благосклонным отношением. Ее представителям была ненавистна сама мысль о том, что сексуально активные или явно беременные женщины воспитывают молодежь, формируя ее неокрепшее сознание.
Примеров принудительного или фактического целибата множество, и те, о которых шла речь выше, представляют собой лишь ничтожную их часть. Любой тип навязанного чужой волей воздержания от половой жизни существенно отличается от целибата, соблюдающегося добровольно. Мотивация к целибату молодой женщины, несмотря на влияние гормонов, дающей обет соблюдать целомудрие, поскольку это обеспечит ей удачный брак, или спортсмена, стремящегося к победе на ближайших соревнованиях, совсем не такая, как у тех, кто соблюдает целибат принудительно, против своей воли. Это подтверждается более подробным рассмотрением шести случаев, о которых речь идет ниже. К их числу относится соблюдение целибата заключенными, школьными учителями, рабочими лагерей в коммунистическом Китае, нежеланной женой мужа-многоженца в полигамной семье, вдовой-индианкой и престарелыми женщинами – жертвами гендерного неравенства.
Вполне возможно, что отсутствие доступных женщин возглавило бы в мужской тюрьме список в молитве с перечнем лишений [807] . Действительно, заключенный почти не видит женщин, за исключением нескольких надзирательниц из охраны, сотрудниц администрации и, может быть, женщины-священника, медсестры, библиотекарши и случайных посетительниц. Большинство идеологов системы исполнения уголовных наказаний такое положение поддерживают: отсутствие женщин или соблюдение целибата, утверждают они, является частью наказания. Некоторые организации, озабоченные широким распространением гомосексуализма в среде в основном гетеросексуальных заключенных, стали выступать за создание программ супружеских посещений. Многие другие программы допускают так называемые контактные посещения, при которых под бдительными взглядами охранников в комнатах посещений заключенный может обнять членов семьи и друзей и даже подержать за руку, обнять и прижать к себе детей.
Самой большой проблемой в однополых тюрьмах – по крайней мере, то, что должно было бы быть самой большой проблемой, – является изнасилование заключенных. С того времени, когда в 1971 г. по пьесе Джона Герберта был снят фильм «Фортуна и мужские взгляды», где этот вопрос рассматривается деликатно и сострадательно, но показаны несколько изнасилований во всей их зверской жестокости, публика имеет представление о том, что происходит «внутри». Ранимые, запуганные, неопытные молодые заключенные, оказавшись за тюремными стенами, сразу же становятся объектами внимания других заключенных (а если они к тому же привлекательны, и ягодицы у них соблазнительные, так тем лучше). Часто нового заключенного вводят, когда камеры заперты и все узники находятся внутри. Они глазеют на него, когда он один идет мимо блока камер, истошно на него кричат, свистят, ругают и угрожают ему. Проходя мимо (или спотыкаясь, если поджилки дрожат) беснующихся мужчин, он старательно избегает контакта с их кулаками и пальцами, тянущимися к нему из-за стальных решеток камер. Нравится ему это или нет, он становится «петухом» или «опущенным». Может быть, в ту ночь он сможет заснуть только после изнасилования определенным «авторитетом» или «блатным» либо группой заключенных, которые разложат его на полу, стянут с него штаны, раздвинут ему ноги, а потом будут его насиловать один за другим, как на конвейере извращений и оскорблений.
Не говоря уже о физической боли и телесных повреждениях, психической травме, бесконечном позоре и ужасе при мысли о том, что это только начало, «петух» и его насильники только что разыграли самую типичную ночную драму пенитенциарной системы. Вполне возможно, что те, кто нанес ему такое оскорбление, как и он сам, гетеросексуалисты и где-то глубоко внутри жалеют о том, что сделали, знают, что не надо было этого делать – ни насиловать, ни проникать в задний проход другого мужчины.
Разрушение уважения происходит с такой же силой, как и у любой изнасилованной женщины. Беспомощность, жуткое осознание того факта, что власть бездействует и не вмешивается, мимолетное видение ада будущего существования в тюрьме составляют лишь часть возникающего ощущения [808] . В условиях постоянно повышающейся доли ВИЧ-инфицированных, а также больных СПИДом заключенных, вероятность заразиться смертельным вирусом огромна. Каков бы ни был номинальный срок заключения этого молодого человека, он понимает, что, не давая возможности вылечиться, его, возможно, приговорили к пожизненному заточению.