Эти женщины и их современницы стали яркими звездами на небосклоне средневековых небес. Они достигали успеха, власти и влияния, немыслимых для большинства женщин, обреченных на брак и материнство, за счет сверхчеловеческих усилий и тщательно разработанной стратегии достижения цели. В большинстве случаев использовавшимися ими общими средствами были предельный аскетизм и соблюдение целибата, значение которого неизмеримо возвеличивалось мистическими браками с Христом. С XIII по XVII в. тридцать процентов итальянских праведниц соблюдали режим питания, близкий к голоданию. Их истощенные, бесполые тела обеспечивали им земное целомудрие, а если у них еще теплились эротические чувства, то им они придавали возвышенный характер в фантастических видениях союза – как физического, так и духовного – с Христом, их супругом. Их столь ревностно соблюдавшийся целибат был основным предварительным условием, обеспечивавшим этим женщинам строжайший аскетизм, лежавший в основе их невероятно успешных жизненных путей.
Исключением из правила соблюдения слишком сурового аскетизма стала Хильдегарда Бингенская, известная как Рейнская сивилла, которая в XII в. давала советы по самым разным вопросам. Эрудированная и набожная аристократка, блестящая, любознательная и сострадательная настоятельница женской монастырской общины бенедиктинцев, Хильдегарда наставляла сестер и очень много писала. Она вела обширную личную переписку и опубликовала объемные труды о посещавших ее видениях, медицине, естествознании и житиях некоторых святых. Кроме того, она была необычайно музыкальна, и созданные ею произведения литургической музыки стали крупнейшим и самым выразительным вкладом в средневековую музыку.
Как Екатерина Сиенская и Бригитта Шведская спустя полтора столетия, эта «бедная маленькая женская личность» [319] , как она сама себя пренебрежительно называла, могла оказывать необычайно сильное влияние на людей из самых разных слоев общества: монахов, епископов и пап, императоров, королев и королей. Она резко критиковала императора Священной Римской империи Фридриха Барбароссу, поскольку тот поддерживал пап-схизматиков, а также прокляла монашеский орден как сыновей дьявола из-за финансовых разногласий. Многое в ее учении основывалось на являвшихся ей видениях, поэтому за содержание их была ответственна не столько сама Хильдегарда, сколько Господь.
В письмах Хильдегарды был дан включавший мягкое порицание настоятельный совет святой – Елизавете из Шёнау, которая вела предельно аскетический образ жизни. Этот совет в форме описания видения был дан слишком поздно, поскольку Елизавета вскоре скончалась [320] . Тела как поля, писала она, проливные дожди не в сезон или нерадивость губят их урожай так же, как чрезмерное напряжение разрушает человеческое существо.
«Дьявол, эта черная как смоль птица, – добавляла она, – которая охотится на грешников и людей, томимых эротическими желаниями, побуждая их попрать свое тело, бросив его на растерзание безутешной печали, слезам и неуемному покаянию». По дьявольскому расчету люди решат, что тем самым они смогут искупить грех. А на самом деле, предупреждала Хильдегарда, от чрезмерного аскетизма тело ослабнет, его одолеют болезни, человек утратит интерес к жизни и к своей священной духовной миссии, на что лукавый как раз и рассчитывает. Это, конечно, и был поворотный пункт, которого уже тогда достигла Елизавета, и можно только гадать о том, оказало ли в последний момент предупреждение Хильдегарды влияние на умиравшую женщину.
Надо же, какой неожиданный взгляд на безудержный аскетизм! А у Хильдегарды, свято соблюдавшей только одно лишение – целибат, имелись в запасе и другие плохие новости. Жертвы столь сурового к себе отношения были повинны в грехе гордыни, считая, что они лучше других добрых людей. Так оно и было, но такие выдающиеся аскеты, как Екатерина Сиенская, либо не читали произведений Хильдегарды, либо, возможно, не считали, что ее совет применим к привилегированным и блестяще образованным людям, чей мощный разум и острые перья обеспечивали им достижение святости. Для женщин со сравнительно низким материальным достатком показная практика истязания собственной плоти, видимо, представляла собой наилучший образ действия.
За тысячи миль, по другую сторону Атлантики, в Перу религиозные учреждения не были похожи на европейские. Перуанские женщины тоже часто уходили в женские монастыри или recogimientos – религиозные приюты, когда соотношение девушек и мужчин оказывалось несбалансированным.
Эти приюты стали прибежищами для незамужних девушек, еще не достигших брачного возраста и спасшихся от несчастных браков, а также для женщин, бежавших от ужасов войны, стремившихся получить образование или проклятых тем, что у них было слишком много сестер в семье. Нет ничего удивительного в том, что перуанские женские монастыри порой становились чем-то вроде центров духовной жизни. В некоторых находили пристанище больше тысячи элегантно одетых и причесанных обитательниц, коротавших время в романтических свиданиях, пока их цветные рабыни и слуги выполняли за них тяжелые работы.
Такое положение вещей в большинстве монастырей, в частности обязанности, возлагавшиеся на цветных служанок и рабынь, отражало расовые представления, господствовавшие в обществе. Негритянки и мулатки, индианки и метиски избегали общества белых мужчин, назойливо их домогавшихся, и уходили в монастыри в качестве служанок и рабынь белых монахинь. Иногда мулатки и метиски с достаточно светлой кожей повышались до промежуточной категории – donadas [322] , носивших платье монахинь и присматривавших за подчиненными им служанками и рабынями.
Вот в такой обстановке и жили монахини – духовность некоторых из них оставалась под большим вопросом, в то время как другие были искренне набожны. Среди последних важным объединяющим фактором являлось целомудрие, очищавшее их духовно. В социальном плане непорочность как религиозный обычай, отличавший их от других, служил монахиням защитой, и они могли ходить по улицам городов и путешествовать в сельской местности, не опасаясь посягательств на их честь, от которых нередко страдали мирянки.