По совету, кажется, Синявского, она решила обратиться к Богу, стала ходить в церковь, даже исповедываться. К счастью, ей попался хороший священник, с которым у нее возник душевный контакт. Однажды он ее спросил строгим голосом:
– Ты сейчас одна? Есть кто-то около тебя?
Светлана даже растерялась от столь прямого вопроса и отрицательно мотнула головой.
– Не спеши, – батюшка несколько смягчил тон. – Ты все спешишь, и от этого все твои беды. Вот подожди, скоро явится князь заморский…
Батюшка не обманул. Князь заморский явился.
Осенью 1963 года Светлана легла в правительственную больницу в Кунцеве, чтобы удалить миндалины. Ее положили в отдельную палату, правда, в столовую она ходила вместе со всеми. Еще ходила в больничную библиотеку. Почему-то тогда ее интересовала Индия. Она читала «Махабхарату», Веды, книги о Махатме Ганди и Неру. Наверно, поэтому, когда она узнала, что седой, сутулый мужчина в очках с тампонами в носу – коммунист из Индии по имени Сингх Браджеш, она и решила с ним заговорить. Ей хотелось поговорить о прочитанном. Кроме того, в больнице было просто скучно (Светлане почему-то почти всегда было скучно). И публика скучная – партийные функционеры и их столь же скучные жены. Тех и других она терпеть не могла, тем более что многие из них тайком старались выразить ей сочувствие и сказать теплые слова о ее отце. Никто из них и представить не мог, что она-то вовсе о нем не грустила. Ей казалось, будто она ненавидит не его, а созданную им систему, но по тем книгам, что она позднее напишет, этого не скажешь. Слишком часто кажется, что речь идет лишь о мести – за униженное самолюбие, за вынужденное смирение и притворство, за то, что внутренне отодвинул ее от себя и предпочел ей хотя бы в чем-то брата. И брата возненавидела, не находя для него никаких добрых слов в своих книгах, только его виня за все случившееся с ним – и за тюрьму, и за ссылку, но, может быть, сильнее всего за его верность отцу и за его презрительные слова о себе: «Дочь, которая отказалась от отца, мне не сестра. Я никогда не отказывался и не откажусь от отца. Ничего общего у меня с ней не будет».
Даже на похороны Василия в Казань она не поехала, хотя потом и описывала их, будто на самом деле там была. Стоит ли удивляться ее душевному нездоровью? Конечно, наследственность наследственностью, но и предательство близких людей Бог, к которому она вроде бы обратилась, не прощает и не оправдывает. В своей яро антисоветской книге «Только один год», она вспоминает слова священника: «Ты своего отца не суди… Господь выравнивает и исправляет ложное. А тебе – нельзя, ты – дочь». Она почему-то считает, что последовала этим советам, каждым своим словом их опровергая…
Правда, до этой книги еще далеко, но уже написаны «Двадцать писем к другу». Может, из-за этого было у ней так плохо на душе, а мягкая улыбка индийского раджи, его естественное спокойствие, раскованность, доброжелательность так привлекали…
Так или иначе, они познакомились и стали проводить в беседах много времени, вызывая недоуменные, а то и явно неодобрительные взгляды больничной публики. Однако они не обращали на нее внимания – им было интересно и хорошо вместе. Особенно хорошо это общение действовало на Светлану – она чувствовала, как оттаивает, как уходит куда-то депрессия, как тает постоянное напряжение и в мятущуюся душу приходит покой.
После больницы их обоих направили в санаторий в Сочи, где было все еще тепло и благоухали розы, хотя на дворе была уже глубокая осень. Они подолгу гуляли по городу, любовались морем, ходили на рынок, часами сидели в маленьком ресторанчике на берегу, наслаждаясь приятным легким вином и искусно приготовленными дарами моря. Иногда заходили в православный храм, где шла служба. Индийцу она понравилась своей красотой и душевностью. Сингха иногда отрывали от Светланы, предлагая, вместе с другими индийскими товарищами (в СССР отдыхала тогда целая группа индийских коммунистов), присоединиться к какому-нибудь запланированному идеологическому мероприятию, вроде поездки в чайный совхоз или посещения школы, где дети непременно повязывали иностранным гостям красный галстук. Он ни от чего не отказывался, относясь ко всему с неизменным индийским спокойствием и добродушием. А Светлане выговаривали за ее слишком тесные связи с иностранцами, пусть и коммунистической направленности. Но она, конечно, и не думала прислушиваться.
После возвращения в Москву пришло время отъезда Сингха в Индию. Он обещал ей вернуться в течение ближайшего времени – они уже не представляли жизни друг без друга. Он решил, что устроится в Москве переводчиком в какое-нибудь издательство. Два его брака к тому времени остались в прошлом, он был свободен и очарован Светланой. С ее детьми у него тоже установилось полное взаимопонимание и прекрасные отношения, это подтверждал впоследствии и Иосиф, считая, что Сингх был тем человеком, с которым у его матери, проживи он подольше, может быть, и получился бы наконец счастливый брак. Возможен ли был для нее счастливый брак в принципе? Но это риторический вопрос, на который жизнь не дала ответа.
Итак, Сингх уехал, а возвратиться оказалось совсем не просто – официальные органы изо всех сил затягивали с решением вопроса. Светлана для них оставалась дочерью Сталина, возле которой были возможны любые провокации со стороны иностранцев. Она даже ходила к Микояну с просьбой разрешить этот вопрос, Микоян всегда хорошо к ней относился, перед XX съездом именно он заранее дал ей прочитать доклад о пресловутом «культе личности», чтобы она была морально готова к предстоящим событиям. Тогда она ему сказала, прочитав доклад: «К сожалению, все это очень похоже на правду». После Куйбышева, где она узнала о самоубийстве матери, и рассказов об этом бабушки и теток с их комментариями, после истории с Каплером, она была вполне готова считать отца негодяем и даже преступником. Микоян и здесь отнесся к ней с пониманием и обещал помочь. Он сдержал свое обещание, несмотря на то, что ситуация в стране к тому времени переменилась, Хрущева уже отодвинули от власти и послали на пенсию. Микоян, близкий его соратник, тем не менее, остался у власти, хотя его влияние существенно уменьшилось. Он помог Сингху получить приглашение в СССР, которого они со Светланой так долго добивались.
Весной 1965 года Сингх приехал в Москву. Иосиф со Светланой встречали его в аэропорту, Иосиф же и предложил матери везти Сингха не в гостиницу, а сразу к ним домой. Сингх попытался их предупредить:
– Подумайте хорошо. Я очень болен, я не хочу стать вам обузой… Я еще не подписал контракт и могу поехать к друзьям в Югославию.
Но Светлана решительно сказала:
– Глупости. Едем к нам, домой.
Наверно, если бы он поехал в Югославию, он прожил бы дольше, все же климат там значительно лучше. Москва же с ее морозами, промозглой сыростью совершенно не подходила как место жительства для Сингха с его застарелым хроническим бронхитом. Зато для Светланы этот период стал временем душевного покоя и тихого счастья. Однако регистрировать брак правительство им не разрешило. Почему? Уже тогда предугадывали ее намерение уехать за границу, что ей было бы гораздо проще, если бы она стала женой иностранца? Скорее всего, такую возможность просчитывали, предполагая, какую бурю возмущения могла вызвать в душе дочери кампания очернительства ее отца, поднятая Хрущевым. Собственно, Косыгин, к которому ее пригласили на прием, так ей об этом и сказал: